Дневник путешествия на Соловки

22 июля -10 августа 1995 года

Участники путешествия: Л.В. Мальчева, Л.В. Фатова, Е.В.Валк, Е.В. Челядинова, А.А. Воронова

Авторы дневника: Е.В. Валк, Е.В. Челядинова, А.А. Воронова

Начало путешествия - как всегда страшная суета, неожиданные вести, что завтра отъезд на Соловки - чуть не покачнул мое (Лены В.) и без того шаткое внутреннее устроение. В последние часы пришлось работать, собирать спальные мешки, сапоги, рюкзаки, вовремя попасть в Кузнецы и даже не опоздать на поезд. Правда, это произошло случайно: девочки сказали, что поезд отъезжает на час раньше.

Отъезд пришелся на праздник Казанской иконы Богоматери (21 июля).

И вот, оставив все сомнения, недоумения по поводу и без повода, примирившись с друзьями и обстоятельствами, мы погрузились с бесчисленным количеством котомок на паровоз. И уже целые сутки с большой приятностью проводим время. В основном большее количество часов уходит на крепкий здоровый сон, в перерывах которого мы усиленно поедаем данные нам в дорогу съестные припасы и немного огорчаемся о сумке с едой, впопыхах забытой на бочке в Кузнецах. Еще меньше мы смотрим в окно, и еще меньше читаем о Соловках, а Ариадна, прочитав несколько страниц “Невидимой брани”, предалась скромному богомыслию, что мешает заснуть ей и ее спутникам.

Ехать нам осталось три часа. А уже 11 вечера. Надо сказать, что за окном совершенно светло, и что в северных краях, оказывается, солнце не садится; оно и на самом деле все время висит над линией горизонта, и своими лучиками будит дремлющих пассажиров.

И все же нам удается рассмотреть великолепную природу северного края: величественные сосновые и смешанные леса, земля под которыми покрыта большими мшистыми валунами. Среди этих лесов все чаще мелькают прекрасные озера. А небо! Слабые литературные способности не в силах передать красоту и величие этого слоя атмосферы, а может, стратосферы или даже ноосферы. Вобщем, сферы. Если отбросить шутки и говорить серьезно, то можно сказать, что когда из окна поезда смотришь на это небо, украшенное причудливыми облаками различных оттенков, то хочется воскликнуть: “Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!”

Солнце все-таки почти село; его уже не видно за лесами. Огромное небо с золотисто-розовыми облаками отражается в бесчисленных озерах. И уже даже непонятно, что где-то есть Москва, асфальт, машины... Может быть, это и не очень хорошо, но на память приходят полузабытые слова из старых КСП-шных песен: “Шумят кругом дремучие леса, и стали мне докучливы и странны моих товарищей далеких голоса, их городов асфальтовые страны.” Но зато точно ясно, что там есть бесконечно дорогие нам Кузнецы, и что мы туда непременно вернемся. Мы сами собою напоминаем друг другу об этом.

В первый раз я (Ариадна) наблюдаю такую светлую полночь. Через два часа мы приедем в Кемь, где не знаем, что нас ждет - ночь ли на вокзале, ходит ли катер, примут ли нас на подворье... Кажется, что теперь все, что будет дальше с нами, в особенности должно совершиться по воле Божией и по молитвам нашего дорогого Батюшки.

Мы едем на Соловки. Никто из нас прежде там не бывал, но все очень хотели и, наверное, молились. И вот Господь свел нас вместе и ведет туда.

Все спят, хотя мы целый день сегодня спим и едим. В поезде всегда так бывает. Валка сказала, что спать полтора часа - это уж как-то совсем по-реанимационному, и пошла за кофе в свой отсек. Вскоре оказалось, что она там крепко спит.

23 июля, воскресенье (день первый)

Три часа утра. Сидим на вокзале в Кеми под пальмой, лимоном и цветущей магнолией. Мы уже ждали, что посыпятся лимоны и ананасы, как вдруг посыпались помидоры и лук из сумки Любы М., которыми мы решили то ли поужинать, то ли позавтракать. Кроме нас на вокзале сидит группа туристов-байдарочников. Пришел какой-то рыжий парень и предлагает отвезти нас на Соловки на своем катере за 50 тыс. с носа. Но нам надо на подворье: у нас поклон и посылка для о. Антония. После нашей трапезы Лена В. отошла почитать Тропарион. К ней подсел подвыпивший местный житель и спросил, из какой мы секты. Его вид и тон не предвещал для нас ничего хорошего, и мы напряглись. Но Лена В. оказалась великой укротительницей: она пристыдила его, сказав, что русский человек должен отличать секты от православных. Вскоре местный житель рассказал Валке свою судьбу, спел несколько тропарей по Тропариону и объяснил нам, как добраться до подворья.

Пришел за нами наш капитан - известный здесь “дядя Коля”, Николай Гаврилович. Мы погрузились в небольшой дяди Колин карбасик вместе с четырьмя чехами, двумя нашими и одним местным жителем, причем дядя Коля сразу предупредил, что такса - 50 тыс. с носа.

И вот мы поплыли по Белому морю навстречу Соловкам.

Серо-свинцовая вода была совсем близко, а небо по-северному очень низкое; облака у горизонта почти лежали на воде. Но день был очень ясный, светило солнце, хотя иногда и набегали тучки. Море было спокойное, и дядя Коля сказал, что нам повезло с погодой, потому что вчера была почти буря. Чехи спали на открытой корме, а мы боролись со сном в кубрике. Дяде Коле приглянулась наша Любочка Ф., которой он решил оказать внимание, сделав ее капитаном вместо себя. В результате Любочка с большим напряжением простояла полпути у штурвала, в то время как дядя Коля попивал спиртик и закусывал тушенкой с одним из туристов. Любочка настолько исполнилась чувства ответственности, что не давала нам ее сменить, и мы ее кормили йогуртами из ложечки.

Наконец, мы увидели на горизонте неповторимый силуэт Соловецкого монастыря. Когда мы уже подплыли довольно близко, тепленький дядя Коля обратился к Любочке с вопросом, не устала ли она. Она с достоинством спросила: “А вы что, хотите порулить?” Он застенчиво сказал, что сейчас начнутся мели и фьорды, и мы с тревогой уступили ему штурвал. Но, слава Богу, причалили мы благополучно. Дядя Коля сказал, что с Любочки он возьмет 30 тыс., на что мы ответили, что наоборот, он ей должен. Сошлись на том, что он с нее ничего не взял. Как-то немного страшно ступать по этой святой земле. Когда 20 лет сюда стремишься, то даже приятно, что есть несбыточная мечта - и вдруг ты здесь. То, что видел только на открытках и фотографиях - все оживает. Написать об этом невозможно. И когда мы оказались наконец на Соловецкой земле, несмотря на множество забот житейских, нас не покидало чувство, которое, наверное, было у Моисея, когда он услышал голос: “Изуй ноги свои из сапог своих, ибо земля сия свята есть.”

Монастырь

После музея мы совершили облаз галерей и подклетов монастыря. Нам очень захотелось узнать подробный план монастыря, т.к. оказалось, что он имеет много переходов, даже подземных, подвалов. В одном подвале мы наткнулись на очень узкий проход со ступеньками, покрытыми мокрым мхом, плесенью, спускавшимися куда-то круто вниз. Я заявила, что на меня напал мистический ужас и страх, тогда Лена Ч. выхватила фонарик и быстро пошла вниз по ступенькам. Вот это смелость! Мы - за ней. Нашли бывшие камеры, сохранились двери с глазками и окошечками, через которые давалась, видимо, пища. Еще мы нашли два страшных места - это пещеры без окон, внизу, в подвалах, к стене была прикована огромная цепь. Конечно, на территории монастыря еще очень много напоминает о недавних мучениях людских. И, наверное, еще долго будет напоминать. То тут, то там, да встречаются окна со страшными тюремными решетками, сохранились надписи. Должно пройти немало времени, чтобы Дух Божий восстановленного монастыря стер другой страшный дух, еще нет-нет да веющий в стенах этого святого места.

В этот день заходящее солнце было как-то особенно красиво и красно. Видимо, прощалось с нами. И вечером, когда стояли на галерее Преображенского Собора, окончательно решили, что в это время года на Соловках луны нет. И вдруг на небо, очень невысоко, выполз ярко блистающий диск луны, и, провисев над обителью с час, укатился неторопливо за море. Тут мы увидели еще одно астрономическое новшество - звездочку. Она часов до 2-х или 3-х ночи мерцала на небе.

Колокольня

До второго яруса с колоколами мы успешно добрались по узким темным лесенкам с выщербленными ступенями, проходящим внутри стен. Дальше нужно было выходить на наружные леса, что Лена В. и сделала, и стала быстро забираться наверх. Я тоже вышла на леса. У меня захватило дух от красоты и ужаса: мы были очень высоко, на западе горел закат, под нами был весь монастырь, вокруг него и весь поселок, а дальше - леса, озера, море... Я стала потихоньку подниматься, боясь и крестясь на каждой лестнице. Лена В. была все время на два яруса выше меня и говорила бодрые речи, что, дескать, совсем не страшно, леса прочные, и что она уже видит Секирку и Анзер. Когда я была уже на уровне верха шатра и твердо решила, что выше не полезу, меня обогнали два молодых человека, один из которых сказал мне, что страх длится 45 секунд, и посоветовал отсчитывать их на каждом ярусе. Потом поднялась мощная спортивная девушка, а внизу я увидела своего крестного Саню, который сказал: “А, ты здесь, сейчас я приду к тебе.” Вскоре и он меня обогнал; все они уже были на самой верхней площадке, под главкой с крестом. Вообще, все ходили там, словно на прогулке, а Лена В. сочувственно сказала мне, свешиваясь через доски: “Что это ты, Дина, как будто учишься ходить?” Мне очень хотелось к людям, и я вылезла, наконец, на верхнюю площадку. Чувство восхищения перебороло страх, и я стала смотреть по сторонам, прислонясь спиной к шейке колокольни; чувствуя в ней более надежную, чем леса, опору.

Вокруг царила невозможная красота. От высоты захватывало дух. Был виден почти весь Большой Соловецкий остров. Прежде всего внимание приковывал пламенеющий над морем и лесом закат, причем море под ним было необыкновенного сиреневого цвета и простиралось до Печака - южной оконечности острова. В море было видно очень много островов: и Кузова на горизонте, и Зайчики, и много других. На север от заката и через восток до юга вся земля была покрыта лесами с острыми верхушками елей. На северо-западе была отчетливо видна Секирная гора с храмом наверху, а на северовосточном горизонте вырисовывался серый силуэт Анзерского острова с Голгофской вершиной. На востоке леса подходили к Святому озеру с черной и зеркально-гладкой поверхностью воды, на фоне которой очень близко - рукой подать - были покрытые серебряным, немного замшелым лемехом кресты и главы Успенского, и Никольского храмов, и Спасо-Преображенского собора. Под нами лежал обнесенный стенами и башнями монастырь, и даже он казался далеким от нас. Внизу ходили люди, на скамеечке у своего корпуса сидели монахи, давно привыкшие к любителям высот. Глава надвратной Благовещенской церкви чернела на фоне гавани Благополучия, заполненной лодками (была пора лова селедки). Разбросанные на юг и северо-запад домишки поселка скоро утопали в темных лесах. На ум невольно приходили мысли о величии этого дивного Божия творения и о Его милосердии, позволяющем нам, маленьким и грешным людишкам, взирать на мир с такой высоты.

Впоследствии колокольня стала одним из моих любимых мест на Соловках, и я уже совсем не боялась подниматься на нее. Сюда же я приходила и прощаться с Соловками вечером накануне нашего отъезда.

Секирка

Надо сказать, что место это довольно мрачное. Здесь уже многое обжито монастырем, и в храме стоят подсвечники, но никого нет, стоит такая странная тишина, и чувство ужаса и чего-то непонятного не покидает сердце. Может быть, потому, что гора довольно высокая, самая высокая на Соловках, здесь все время гудит ветер, и вся красота природы этого места не связывается с теми ужасами, которые совершались здесь, в этом храме, на этой лестнице, на этой площадке в начале века. Отсюда открывается величественный и прекрасный вид на северную оконечность острова, покрытую лесами и озерами - и становится непонятно, как в таком дивном месте могли так озвереть люди, как могло твориться подобное беззаконие.

Мы спели тропари Вознесению (церковь Вознесенская), новомученикам Российским, всем русским святым и молитвы по усопшим и убиенным здесь. Спустились по лестнице, местами с обвалившимися ступенями: трепет охватывал сердца. У подножия горы стоит поставленный Святейшим Патриархом Алексием II крест, напомнивший нам наш крест в Бутово. Мы ему поклонились и продолжили свой путь в Савватьево. Стояла замечательная погода (вообще, все эти дни) - совсем не соловецкая: солнышко, но, правда, с ветром. Сквозь деревья справа проглядывало море, а слева - озера. Немного похоже на Прибалтику. Но есть особенное чувство, которое приходит в Соловецких лесах: чувство безопасности, покоя и благодати. Безусловно, это совсем иной мир, своеобразие которого связано с тем, кто и как здесь жил, что здесь происходило. Наверняка на здешних жителей - и коренных, и приезжих давно и недавно - накладывает отпечаток история их предшественников: древняя -монашеское подвижничество, новая - новомученики, новейшая - возрождение монастыря и активное участие в этом музея. Ведь и у нынешних местных жителей жизнь нелегкая: относительная отрезанность от большой земли, зависимость от погоды, от моря, от судов и самолетов. Это постоянный труд: огороды здесь неважные, поэтому собирание грибов и ягод (морошки, черники, вороники) - жизненная необходимость. Также и уход за скотом (коровы, козы) - а, значит, сенокосы; потом лов селедки (на закате вся бухта Благополучия покрывается лодками и рыболовами). И все это вкупе почему-то вызывало у нас чувство, что здесь ничего плохого не может случиться, что никто никогда не обидит - такое удивительное чувство было у нас, когда мы ходили по соловецким лесам.

Мыс Печак

Лес превратился в низкорослый сосновый молодняк, и нам открылся морской горизонт. Мыс Печак был прекрасен -высокая трава с разноцветными цветами, песчаный берег с валунами и прозрачнейшей водой. Мы поняли, что должны искупаться, чего бы нам это не стоило. Песок был белый и теплый, а вода, конечно, ледяная; ноги сводило почти сразу, но зато мы теперь всем можем сказать: “Мы купались в Белом море!” Мы долго сидели на этом прекрасном берегу. По-прежнему светило солнышко, было тихо и тепло. Вдали на воде мы увидели группу темных живых существ. Нам очень хотелось, чтобы это были тюлени (тюльки, как их здесь называют). Но предполагаемые тюльки стали медленно, по одному подниматься в воздух и неумолимо превращаться в уток. Мы было огорчились, но потом увидели, что часть наших тюленей не взлетела. Быть может, это они?

Анзер

Ночью нам сказали, что утром мы едем с компанией Сани Панкратова на Анзер - они договорились с капитаном-карбасником за миллион. Мы еще поискали попутчиков, чтобы было подешевле, но оказалось, что уже час ночи, и нам никто не открыл.

Над нами кружились жирные утки и чайки; наконец мы увидели над водой усатую голову тюленя, которую он удивленно поворачивал в разные стороны. В конце концов мы увидели давно обещанный нам мираж. Было много предположений: сфотографируется ли он, когда исчезнет и как, может быть, это и не мираж. Но он оказался совершенно нормальным миражом, который через некоторое время, непрестанно меняя очертания, растаял в воздухе. Мы поняли, что он показывает объект вместе со своим отражением, но не в воде, а в воздухе. Если это остров, то получался такой неприятный грибок с плоской шляпкой, а если деревья на берегу, то виделось нечто урбанистическое, какие-то небоскребы. Вобщем, миражи нам не понравились.

Голгофа

У подножия Голгофской горы стоит деревянная церковь Воскресения, которая была раньше на вершине. На окнах - колючая проволока. Гора очень крутая, и мы с трудом забрались на нее по заросшей тропке. Перед нами встал полуразрушенный Распятский храм. Здесь, на вершине, ветер дует со всех сторон с такой силой, что кажется, что ты не очень крепко держишься на ногах. Но какой прекрасный вид открывается отсюда - на весь остров, покрытый лесами и озерами, а за ними море!

В одном из домов мы нашли надпись: “Нас 205 человек, завтра отправляют неизвестно куда.” Здесь тоже была тюрьма, Слава Богу, что две Литургии здесь уже служили. Видели березу в виде креста. Удивительно, как изначала данные названия Секирной горы и Голгофы стали соответствовать происходившим здесь в наше время событиям.

День 8-ой, 30 июля, воскресение
Память Преп. Иринарха Соловецкого

С утра мы пошли на Литургию. Службы в монастыре длинные, без сокращений. Молитва какая-то особенная, чувствуется отрешенность от мира, возможность полностью отдаться молитве, беседе с Богом. Суета не доходит сюда, врата монастырские перекрывают ей путь. Здесь в обители все не от мира сего, сам воздух пропитан благодатью, не только воздух, но и стены монастырские, сами люди, особенно монахи, основные местные молитвенники. Здесь на Соловках реально ощущаешь связь молитвы с сердцами людей. Особенно поразил меня, Лену Ч., о. Герман. Есть разные монахи, разные священники, у каждого свой дар. У о. Германа - дар молитвы, сопряженной с глубачайшим смирением, которому можно бесконечно удивляться и немного по-хорошему позавидовать. Первый раз в жизни я вижу такого молитвенника. Молитва пропитывает все его существо. Этот дух молитвы не может укрыться, он распространяется и на всех окружающих, на всех молящихся, объединяя их в предстоянии Господу. О. Герман - это “трепетное чудо Соловков”. Когда он служит Литургию, невозможно думать ни о чем постороннем. Одна возможность - молиться. Этот день воскресный совпал с памятью прп. Иринарха Соловецкого. Служба была особенно торжественной. В этот день были еще именины уже почившего монаха из новой братии монастырской - Иринарха. Говорят, что когда умирает один монах, лишь три удара колокола возвещают об этом. Но это не совсем так : умирает монах, но остается братия, она помнит его, молится о нем, поминает на Литургии, и тем самым соединена с ним перед Богом. Это было понятно даже нам, мирским людям. В этих двух памятных датах произошла связь времен, и первый Иринарх Соловецкий и нынешний, также были близки друг другу и нам, как-будто мы вместе с ними стояли в храме в этот день. После Литургии все пошли крестным ходом вокруг монастыря-крепости. Сначала было водосвятие на Святом Озере. О. Герман и другой иеромонах по очереди спускались к воде в полном облачении, черная мантия развевалась по ветру, крест блистал в солнечных лучах, и, стоя на огромных валунах, читали молитву и освящали воду. Это был торжественный и величественный момент. Затем начали кропить водой народ, как известно - это самый радостный момент. Затем с пением тропарей и других молитв пошли вокруг обители. Солнце отражалось в крестах, хоругвях, облачения блистали, это придавало особенную торжественность и красоту шествию.

Муксалма

Сразу же поражает величие этого сооружения - длиной почти километр и высотой около 4-х метров. Кажется, что она изгибается не по строительному решению, а под действием волн моря. Поразительно, что строили ее послушники, трудники. Велика сила человеческая, но ничто она перед Божественной. Стоя на дамбе, особенно сильно чувствуешь гармонию человека и природы: все как бы соединяется воедино - небо, море, валуны, простор. Перейдя по дамбе на остров Муксалму, мы увидели вдали кирпичное здание. Подойдя к нему, мы поняли, что это тоже бывшая тюрьма: камеры-клети с толстыми дверьми; в них окошки и глазки. Страшное зрелище. Спели тропарь новомученикам, помолились об усопших. Неподалеку стоял двухэтажный деревянный домик с парадной лестницей -Сергиевский корпус, который мы облазили, опасаясь, как бы он не разрушился. По нашему предположению, напротив этого домика должна быть Сергиевская церковь. Спев тропарь преподобному, мы отправились назад. В этот день улетал в Архангельск крестный Ариадны, а я, коварная Лена В., после Литургии отослала Ариадну за банкой, чтобы сходить за молоком. В связи с этим самолет улетел за 10 минут до нашего прихода на аэродром. Мы встретили идущих обратно и проводивших Саню его друзей, и Ариадна возопила: “Он улетел?! “ Тут получилась сцена из “Карлсона, который живет на крыше”. Танюшка Ермолинская (наш иконописец с Маросейки), входившая в Санину компанию, ответила ей: “Он улетел, но обещал вернуться! “

Зайчики

Но нам было даровано велие утешение: путешествие на Зайцы. На карбас загрузилось 30 человек (Санина компания плюс кто-то еще). Причем четверо из них умудрились поместиться на крыше капитанской рубки, за неимением места в судне. На море царил полный штиль, поэтому были позволены такие вольности. Нет нужды уточнять, что это были все те же бравые морские волки-Валки: Валка, Ариадна, Танюшка Ермолинская и еще какой-то паренек. Капитан сказал, что наш карбас может выдержать 8-балльный шторм. Представляете, с какой гордой осанкой мы сидели на капитанской рубке? Светило яркое солнце, мы пели песни, беседовали и грелись на солнышке. Пели, конечно, морские песни и даже пиратские, чувствуя себя истинными моряками. Вскоре высадились на Большой Заяцкий остров, конечно, не в Филипповской каменной гавани на 5 судов - там давно нет моря, потому что по каким-то причинам суша поднимается из моря на 5 мм в год. Нас встретил абсолютно бритый сторож Сережа с огромным ножом в руках (им он вытачивал что-то из дерева) и абсолютно мохнатый экскурсовод с огромной рыжей и кудрявой шевелюрой. Последний начал: “Сейчас я буду выступать... “ Раздались громкие аплодисменты. И мы услышали то, что, правда, уже знали о лабиринтах, которыми изобилуют Зайцы; еще там есть загадочный солярный знак и захоронения, которые относят к 7 веку до Р.Х. После этого непродолжительного рассказа мы все рассеялись по острову. В первую очередь мы зашли в маленькую деревянную церковь св. ап. Андрея Первозванного. Она очень уютная, в довольно хорошем состоянии и уже освящена. Только в ней не служат, так как память св. ап. Андрея в декабре, когда навигации уже нет. В послереволюционные годы в ней тоже было узилище. Рядом стоит изба с огромной печью и жилая, но сторож живет в недавно построенной баньке, которая хорошо вписывается в этот ансамбль. А дальше перед нами лежала сказочная страна. Городской житель даже не может представить себе, как возможно идти по земле - а она вся мягкая, потому что идешь по мху и шикше. Страшно наступать на такую красоту, ведь это все живое. А рядом катит волны Белое море.

---