Записки Наташи Копыловой - 2000

Изначальной целью написания нижеизложенного (или изложения ниженаписанного?) являлось воспроизведение пропущенного через призму субъективного восприятия ряда событий, произошедших на Соловецких островах в период “июль - август 2000 года”, а так же спровоцированных вышеуказанными событиями психологических реакций и эмоциональных состояний, по образцу ранеепрочитанного. Иными словами, чтиво сие посвящается Соловкам, но дело в том, что моей поездке туда предшествовал длительный период психологической подготовки (если не сказать обработки), который, разумеется, отложил отпечаток на последующие впечатления, и поэтому, делясь впечатлениями, я не могу обойти вниманием и этот период. Он, казалось бы, прямой связи с Соловками не имеет, однако имеет связь с тем коллективом, благодаря знакомству с которым я там очутилась, и в котором невольно производилась упомянутая подготовка-обработка. Началом этого периода, соответственно, условно считается моя первая встреча с рождественцами. И обстоятельствам этой встречи я хотела бы также уделить место.

Обстоятельства

В 99 году, за день до выходных в честь Дня Победы, я позвонила Лешему с целью узнать, не собирается ли он завтра куда и, если да, то можно ли присоединиться. Оказалось, собирается, только вот с местами в байдарках известные проблемы. Отъезд был назначен на вечер следующего дня. Было некоторое время в запасе, и Леший обещал прозондировать почву. Я сказала, что согласна на любые условия. Созвониться договорились утром.

Разбудил меня телефонный звонок. Наполовину проснувшись, я подняла трубку и услышала из нее примерно следующее: “Здравствуйте, меня зовут Веня, я от Сережи Прошина, он сказал, что Вы согласились бы (!!!??? да в чем вопрос!!!) пойти со мной на моей байдарке”.

Плывем. Я озадачилась известием, что в один из дней мы должны под какой-то сосной встретиться с другой группой, путешествующей на велосипедах. Каким образом эта стыковка должна была осуществиться - мне, мягко говоря, было не совсем ясно. В указанный день в указанном месте все сошли на берег осматривать местную достопримечательность - Медвежью пустынь, точнее, то, что от нее сохранилось. Веня же, найдя среди руин какую-то ржавую железку, при помощи другой железки начал сосредоточенно что-то на ней высекать. А когда закончил, то, сказав, что это маркер, бросил там же среди руин.

Через некоторое время после того, как мы встали на стоянку (метрах в ста пятидесяти от реки и не меньше от дороги), к моему немалому удивлению, из лесу действительно появились люди на велосипедах, которые тут же начали бодро доставать еду из своих рюкзаков с целью незамедлительно ее приготовить. Решено было варить макароны. Вода закипела, а, т.к. имеющийся запас макаронных изделий был представлен множеством разновидностей, я начала прикидывать, какие надо бы засыпать раньше, какие - позже, чтобы они сварились примерно в одно время, и какое количество можно приготовить в имеющейся воде. Размышляя таким образом, я ненадолго на что-то отвлеклась, а в это время один из велосипедистов, впоследствии оказавшийся Ваней, высыпал в кан сразу весь резерв, а, заметив мою растерянность, сказал, что именно так и надо готовить. Потом тот же самый Ваня прямо-таки выхватил из костра только что брошенную туда банку из-под лосося и со словами “нельзя же выкидывать столько еды!” начал ее выскребать.

Между тем палатки были поставлены, макароны сварились, стало смеркаться. Сидим ужинаем. Вдруг раздается хруст веток и из темного леса появляется девушка на велосипеде. Все тут же повскакивали с радостными криками “Ура! Верунчик!”. Я тоже перестала есть, пытаясь сообразить, откуда она могла здесь взяться в это время и как нас нашла. Но на том этапе это так и осталось для меня загадкой. После ужина мы пили глинтвейн, и я наслушалась всяческих рассказов о самых невероятных велопутешествиях, которые (рассказы) были исполнены большей частью замечательным, по всей видимости, отработанным, дуэтом Вани и Верунчика. И вообще общительность и жизнерадостность вновь прибывших меня приятно удивила. И тогда я подумала, что неплохо бы с ними поездить.

А потом все пошли играть в футбол. А я до этого никогда не пробовала в него играть, но мне тоже очень хотелось пойти. Немного помедлив, я вышла-таки на поле и спросила, принимают ли тех, кто совсем не умеет играть и не знает правил. Мне ответили, что принимают всех, а на мою просьбу объяснить правила махнули рукой в сторону ворот, в которые забивать мяч. И мы стали играть. Очень, надо сказать, увлекательно, а главное - душевно. Иными словами, впечатления новые и яркие.

А утром на посашок был сделан коллективный снимок, и мы разъехались (или расплылись?) каждый в свою (или все в одну?) сторону. Потом я спросила Лешего, что это, собственно, были за люди, на что он сказал мне, что это личности из некоторой организации под названием Рождественка; что они вообще много путешествуют как с целью “осмотра достопримечательностей”, так и способствуя по мере сил этих “достопримечательностей” сохранению и возрождению, а каждое лето, мол, ездят на Соловки. И сдобрил свою информацию парой-тройкой увлекательных рассказов на тему “из жизни рождественцев”. Постепенно переваривая избыток поступившей информации, я пришла к выводу, что общество сие пришлось мне по душе и что мне тоже очень хочется побывать там, на далеких туманных Соловках. Но в то лето поехать была не судьба, и я решила во что бы то ни стало поехать на следующее.

Предстоящий год казался вечностью, ведь столько всего еще могло произойти и измениться за этот срок! А путешествие на Соловки стало моей мечтой.

Год

Знакомство с рождественцами - одно из тех изменений, которые произошли в моей жизни с приходом нового тысячелетия. Общаться в их кругу оказалось легко и интересно, к тому же общение это носило самые разнообразные формы: мы размахивали лопатами и веслами, стучали молотками по зубилам и ногами по мячу, крутили педали велосипедов и мозги друг друга, пели песни и пили пиво.

Узнавать новых людей всегда интересно, а в данном случае я имела возможность работать в этом направлении, не только общаясь лично, но и через различные этими людьми созданные литературные произведения. Очень удобно. Знакомишься сразу и с автором, и с предметом повествования. А предметы были самые разные. Большей частью - впечатления от поездок , описание всевозможных интересных происшествий и так далее. И среди ряда объектов описания один имел явное преимущество. Известно, какой. Народ делился впечатлениями устно и письменно, в стихах и в прозе, показывали мне фотографии и рисунки и даже дали компьютерный диск о Соловках. А в довершение всего, когда таки вышел соловецкий сборник 99 года, задали вопрос, почему в нем нет моих воспоминаний, ведь по количеству изученных материалов я уже должна быть способна их написать.

К тому времени Соловки уже постепенно становились для меня мифом, чем-то вроде “города золотого под небом голубым”. А между тем близилось лето.

? июля

Это произошло.

Надеюсь, что, взяв в расчет вышеизложенное, возможно отдаленно представить все величие и торжественность момента. Перед собственным взором впервые открывается то, что уже столько раз видел глазами других людей!

Суденышко подходит к пристани. Первый раз ступаешь на остров, пугающий и притягивающий своей историей; потом первый раз проходишь через ветхую современную калитку в поражающей своей монументальностью древней монастырской стене.

А между тем - идем, болтаем с народом о разных бытовых вещах, как будто бы ничего особенного и не происходит (надо отметить, что из прибывших в тот день только для меня это был первый раз); выйдя из монастыря с другой стороны, встречаем наших, приехавших накануне, и, после бурных приветствий, идем к месту проживания.

Позже, разобравшись со всякими там ложками-подушками, на велике, любезно предоставленном мне расположившимся там же в комнатах г-ном Мархилевичем, я поехала убеждать себя в реальности происходящего.

***

На подобное нервное потрясение мой организм среагировал жуткой сонливостью. Наташкин организм тоже так же на что-то среагировал. Возможно, на дорогу в веселом общем вагоне. Вследствие этого весь следующий день (благо, это было воскресенье) мы проспали. А, поднявшись в понедельник утром, пошли на работу, разбирать совершенно настоящую кучу из разного мусора и досок, оставшуюся на месте бывшего сарая. Там заодно проснулись и реальность в полной мере ощутили.

Вот время и пошло. Начались долгожданные две недели.

Две недели

Эта часть, собственно, и посвящена непосредственно нашим соловецким будням. События, описанные здесь, расположены в порядке всплывания в памяти, поэтому хронологическая последовательность нарушена.

“Плыла-качалась лодочка”
или как Леша купался

Шурик говорил, что лучше всего дежурить в каком-нибудь походе, а мы с Наташкой говорили, что лучше всего дежурить в четверг. Большинством голосов записались на четверг. Потом оказалось, что именно в этот день мы отправляемся в путешествие на Красное озеро.

На лодочной станции нашей группе выделили пять лодок. Раздали весла, и народ начал рассаживаться. Экипаж нашего судна имел следующий состав: Любка Окнина, Ленка Литвинова, Лешка, Шурик, Наташка и я. Взяв одно весло (второе было намертво встроено в лодку и никогда из нее не вынималось) мы загрузились в свою посудину и отправились в путь. По дороге мы обозревали просторы, душевно беседовали, лакомились, время от времени состыковываясь с лодкой “Абраменки & Мархилевич”, чтобы пообщаться и поделиться опытом. А когда на пути попадались каналы, то Леша становился на нос лодки и греб своим веслом то с одной, то с другой стороны. Второе весло сидело в пазу прочно, не поддаваясь на регулярно предпринимаемые Шуриком попытки извлечь его оттуда. Так мы и плыли.

Прибыв на место, Шурик с Наташкой приступили к исполнению обязанностей дежурных, великодушно прогнав меня вместе со всеми смотреть Секирную гору, несмотря на мое упорное сопротивление и ссылки на больную ногу. За это, пользуясь случаем, выражаю им благодарность.

Проведя день за осмотром местных достопримечательностей и и сытно пообедав по возвращении, довольный народ собрался в обратный путь. Команда нашей лодки потерпела утрату в лице Любки и Ленки, которые, следуя девизу “чистота - прежде всего!”, еле успев доплыть до места, отправились пешком назад с целью посетить баню. Так, мы были вынуждены возвращаться в урезанном составе. Двигались мы не спеша; Шурик с Лешкой гребли, а мы с Наташкой расслаблялись “на заднем сиденье”. В процессе созрела мысль причалить отдохнуть, а заодно и искупаться. Представителем от нас был выбран Леша, который зашел в лес, переоделся в плавки, вышел, зашел в воду, вышел, зашел в лес, переоделся в штаны, вышел и сел в лодку, чтобы продолжить путь.

Все проплывало мимо в обратной последовательности: озеро - канал - озеро -канал и т. д.. Шурик между тем не сдавался, методично дергая за весло у каждого из каналов. Очевидно, пытался взять измором. Лодочная станция была все ближе, попытки Шуры - все настойчивее, и в очередной раз, к нашему всеобщему восторгу, упрямое весло оказалось-таки у него в руках.

Сориентировавшись в создавшейся ситуации, мы вместе принялись грести: Леша, как был, на носу, одним веслом; Шура, с борта, другим; а я, с другого борта, доской, которая до того была приспособлена под руль. Наши всеобщие усилия привели к тому, что лодка начала поворачивать, и, по причине ли узости протоки или по каким другим причинам, мы не справились с управлением и на всем ходу врезались в аккуратно выложенный камушками берег канала. В следующий момент рядом с лодкой раздался мощный всплеск. Это стоявший на носу лодки Леша, только что переодевшийся в сухие штаны, потерял равновесие и спланировал в воду.

Так наш представитель искупался второй раз. К счастью, у нас оказались с собой запасные сухие штаны отбывшей Ленки.

Остаток пути преодолели на редкость быстро, и, сдав уже два весла, направились домой готовить ужин.

“Утро туманное”
или зарисовка ни о чем

По причине того, что соловецкие будни выдавались очень насыщенными, наше состояние перманентно соответствовало выражению “дайте мне точку опоры, и я тут же засну”. Засыпать удавалось где угодно и на сколь угодно долгий срок, то есть сон как правило прерывался с посторонней помощью. Но однажды по непонятной причине я проснулась в семь часов утра и, взглянув в окно, не сразу поняла, в чем дело. Впечатление было такое, будто с внешней стороны окно заклеено белой бумагой. Протерев глаза, я сообразила, что это туман. Он, как вата, забивал нашу форточку и у комнате было очень душно. Возможно, поэтому и не получалось спать. Я встала, взяла на всякий случай фотик и пошла умываться. На улице было пусто, тихо, сквозь туман проступали таинственные силуэты крепостных башен, а то, что за стенами, было полностью сокрыто от глаз. Ветра не было, вода в озере - теплая и почему-то очень мягкая и приятная; после того, как я опустила в нее руки, мне захотелось немедленно искупаться.

Людей на улице не было, по крайней мере, в пределах очень слабой видимости. Из-за этой слабой видимости возникало ощущение чуть ли ни замкнутого пространства, в котором ты один находишься и которое передвигается вместе с тобой. По этой причине я решила перенести свое пространство вдоль берега подальше от поселка и там преспокойно поплавать, что тут же и осуществила. Купание еще более усугубило и без того непривычное состояние свежести и бодрости.

Близилось время завтрака, и я направила свои свежепорезанные стопы в сторону дома. Туман постепенно рассеивался, и из него навстречу мне появлялись фигуры с полотенцами и фотоаппаратами. А мой фотоаппарат сначала сказал, что он умней меня и снимать не будет, но потом мне все же удалось уговорить его на пару кадров, хотя ноги болели и было уже не до поиска видов, поэтому кадры эти так себе получились.

“В нашем доме поселился замечательный сосед”
или выступление барда Матвеенко

Однажды на кухне до меня донесся театральный шепот Олега, который говорил Лиле о каких-то “трупяках” и о том, что откуда-то следует убрать детей. Я, разумеется, заинтересовалась и, разумеется, переспросила. Как выяснилось, на следующий день в гостиницу, где мы жили, должны были привезти покойника и разместить его в комнате, соседней с нашей.

И действительно, когда назавтра мы вернулись с работы, дверь той комнаты оказалась открытой, на ней висели какие-то венки, а в коридоре толпились люди. Нам стало несколько не по себе. Странным контрастом накладывалась подобная обстановка на наше отпускное настроение. И мы прошли мимо, прижавшись к противоположной стене и отвернувшись к ней же. И так мы ходили все время, пока этот покойник “жил” с нами по соседству. Не знаю уж, сколько дней, но нам показалось, что очень много, так что мы уже успели привыкнуть к мысли о бренности нашего бытия.

Между тем пронесся слух, что на острова приехал бард Матвеенко, и что он, якобы, уже приглашен к нам петь. У нас мало кто знал этого барда, а кто знал - те, большей частью, по одной песне: “Эту песенку, друзья, разучить несложно...” Помнили даже больше не саму песню, а момент, когда во время ее коллективного исполнения на одном из СГШ завыли собаки.

Приглашен, однако, так приглашен, и к определенному времени все собрались на кухне. Кто ел, кто жарил рыбу, кто мыл посуду. Бард Матвеенко пришел в сопровождении работника местной радиостанции с проводами и нескольких тетенек. Они расселись, и бард начал петь. Первые несколько песен живого отклика в людях не вызвали, все продолжали заниматься, чем занимались. То ли дело, когда в настораживающей близости от гитары оказывался, например, Мархилевич. Свет тут же сам собой гас, зажигались свечи, люди бросали свои дела, садились, где стояли, и, открыв рты, устремляли завороженные взгляды на Олега. Но тут вдруг оказывалось, что гитара просто стояла там, где он хотел сесть (или лечь), и он взял ее в руки лишь затем, чтобы переставить в другой угол.

Бард же Матвеенко, может, чтобы добиться от неблагодарной публики хоть какой-то реакции, может, просто следуя намеченной программе, решил рассказать историю и на ее тему спеть какую-то юмористическую песню. Но никто почему-то не засмеялся. Возможно, на народ действовало траурное настроение, исходившее из той комнаты. Олег однажды в подобной ситуации сказал: “Эта песня была смешная”. И этим добился должной реакции.

Бард однако Матвеенко, поняв тщетность своих усилий расшевелить аудиторию, решил ограничиться уже спетыми песнями, а внимание работника радио, ведущего все это время запись, привлек Гриня, который, сидя меж тем в смежной с кухней комнате в обществе остальной нашей молодежи, разучивал песню Виктора Цоя “Группа крови”. Сначала, по просьбе работника, молодежь исполнила вышеозначенную песню для радио, а потом у Грини, как, очевидно, у самого колоритного, стали брать интервью. Из этого интервью мне, в пути за посудой и обратно, удалось услышать фрагмент примерно следующего содержания:

Работник радио: А зачем вы вообще приехали на Соловки?
Гриня: Да низачем, просто так.
Работник радио: А что вы здесь делаете?
Гриня: А ничего не делаем.
Работник радио: Ну, это, наверное, вы, дети. А вот взрослые, твоя мама, например, что они делают здесь?
Гриня: Да тоже ничего не делают...
и т.д.

Завершив запись программы, бард Матвеенко и работник радио, в сопровождении тех же тетенек, удалились. А покойник тоже вскоре “переехал” на место своего вечного пристанища, и о бренности бытия мы благополучно забыли.

“Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер”
или как мы с Наташкой встретили Веню

А на одни из выходных мы, по рекомендации Мархилевича, пошли на Зеленое озеро (сам Олег поехал туда на велосипеде).

Да-а, там стоило побывать. Вода в этом озере не только удивительно прозрачная, но и действительно изумрудного цвета, а на солнце кажется, что она излучает сияние. И испытываешь прямо-таки детский восторг, когда плывешь на лодке по этому озеру, и когда опускаешь весло в его как будто светящуюся воду, отчего в стороны разлетается множество изумрудных бусинок-брызг, а под водой вслед за веслом бегут искрящиеся пузырьки. Чувствуешь себя в волшебной сказке про какие-нибудь сахарные домики на полянках хрустальных лесов или что-либо в этом духе. А когда выходишь из лодки на берег, то тебя, уже беззащитного, уносит в море из самых всевозможных лесных ягод: черники, брусники, шикши, морошки. И надо проявить незаурядную силу воли, чтобы из этого моря выбраться.

В довершение всего надо заметить, что все это находится более, чем в десяти километрах от поселка и в стороне от дороги, и поэтому людей там, мягко говоря, мало, а, говоря точнее, за полтора дня мы не встретили никого. Так, вырвавшись на волю, можно было многое себе позволить: мы томились от безделья, спали, ели, ну еще иногда купались и некоторые катались на велосипеде.

Вот раз мы с Наташкой загрузились в лодку и поплыли. Проплыв некоторое расстояние, мы заметили небольшую уютную бухточку, где, соблазнившись живописностью и уединенностью места, решили сойти на берег искупаться. Солнце, как водится, тут же зашло, подул ветерок. Наташка пошла ягодками баловаться, а я решила не отступать от намеченного, к тому же место очень к этому располагало. Вода оказалась неожиданно теплой, и, выйдя на берег, я решила через некоторое время залезть в нее еще раз, предварительно немного погуляв и обсохнув. Прохаживаясь, я вела диалог с Наташкой, которая наслаждалась неподалеку дарами леса. Мы обсуждали, как же, все-таки, замечательно попасть в такое чудное и такое дикое место, где можно, не опасаясь кого-нибудь встретить, расслабляться и “сливаться с природой” сколько душе угодно. Предметом разговора мы прониклись до глубины души, да и сам процесс увлек, и мы не спешили выходить из подобного забытья. Но оно, тем не менее, продлилось недолго, т. к. вскоре было прервано раздавшимся совсем рядом голосом Вени, шествующего по тропинке в обществе Алены. К счастью, первой ему встретилась Наташка, преградившая собой путь. Так что искупаться второй раз мне не удалось, надо было уступать Вене дорогу.

Спустившись с небес на землю, мы помахали ручкой Вене с Аленой, уселись в лодку и погребли обратно. “Вот тебе и пустынная бухта”, - думали мы. Но, однако, уходить с Зеленого озера было все равно жалко. Когда еще такое увидишь?

Как я покупала открытки

Шла вторая неделя нашего пребывания на Соловках. За это время все вокруг стало для меня привычным и родным, но, тем не менее, я все время обнаруживала что-то новое и интересное, чего не знала или не замечала раньше.

Так, после экскурсии по монастырю, оказавшейся для меня очень информативной, я решила пойти сфотографировать некоторые детали, на которые мне открыли глаза.

Иду я так себе, с фотоаппаратом наперевес, и вдруг замечаю, что какая-то тетушка пристально смотрит в мою сторону. Я, не обращая внимания, продолжаю прогуливаться наряду с другими посетителями и высматривать, откуда бы лучше сделать снимок. Но тетушка вдруг направляется ко мне прямо через лужайку и задает примерно следующий вопрос: “Вы, наверное, интересуетесь тут всем, хотите побольше узнать?” Я не нашлась, что сказать и пробурчала в ответ нечто нечленораздельное. “Очень хорошо, - продолжила тетушка, - поднимитесь вон там по ступенькам, там продают фотографии монастыря 19 века. Всего по пять рублей комплект”. Я поблагодарила ее и пошла в указанном направлении, размышляя, чем это я ей приглянулась. Фотографии действительно продавались; посмотрев их, я решила, что такие мне очень нужны и взяла себе наборчик. Но, не ощутив карманом приобретение столь ценной вещи, я решила взять еще три наборчика, вдруг еще кому нужны?

На обратном пути мне еще раз встретилась та тетушка, которая, увидев у меня в руке стопку открыток, сказала, что я молодец. Мотивы ее поступков так и остались для меня секретом, а из тех наборчиков два я подарила, а два так и остались у меня. Один - мой, а другой - неизвестно еще, чей.

“Давайте негромко, давайте вполголоса...”

В тот день даже колокола играли другую мелодию. Или это мне показалось. Завтра уже уезжать. Это был последний вечер на Соловках. Приеду ли сюда еще раз? Я взяла у Олега велик и поехала кататься. На этот раз на прощанье.

Поколесила по поселку, понаблюдала закат и прилегла на травке созерцнуть полную луну над монастырскими стенами, положив колесо под голову. Луна, надо заметить, там не такая, как здесь, желтая, а имеет красноватый оттенок, и еще очень яркая, так что с непривычки даже не сразу понятно, что это там такое светится.

Лежу, созерцаю, а мимо по тропинке идут две девушки, мирно беседуя о каких-то книжках и библиотеках. Поравнявшись со мной, одна из них вдруг подрывается и, указывая в мою сторону, восклицает: “Ой, смотри, кто это?!” (или даже “что это?!” - не помню точно). Очевидно, силуэт меня с велосипедом под головой с тропинки смотрелся несколько необычно. Мне пришлось пояснить, что это я тут лежу отдыхаю, и повода волноваться нет. Успокоившись, девушки продолжили свой путь.

А тем временем луна, висевшая над стеной, приближалась к верхушке одной из башен. У этой башни в самой верхней части есть окошки, два из которых с моей позиции совмещались, и сквозь них, как через видоискатель фотоаппарата, был виден кусочек неба с той стороны.

Луна подходила все ближе и ближе, и через некоторое время зашла за башню полностью, “выглянув” при этом в окошко. Зрелище получилось весьма загадочное. Впечатление создавалось такое, что яркий свет исходит изнутри башни. Было в этом что-то таинственное. Но длилось оно очень недолго, через несколько секунд ночное светило появилось с другой стороны и продолжило свой путь к горизонту, чтобы, скрывшись, показаться теперь только над башнями близ Ленинградского вокзала.

Для себя я придумала, что это “местная” луна так “подмигнула” мне на прощанье.

Становилось однако свежо, я встала и поехала домой. В тот вечер мы по традиции сидели на кухне, пели песни, жарили рыбку. А когда рассвело, пошли провожать тех, кто уезжал рано утром. Ряды наши поредели, а моральную подготовку к собственному отъезду надо было завершить несколькими часами сна, и, проснувшись, начать готовиться физически.

“Нечаянно, негаданно...”

К назначенному времени мы пришли на пристань. Подали суденышко, мы закинули в него рюкзаки, закинулись сами. А какой-то мужик, очевидно, один из членов “команды корабля”, тем временем откачивал воду из трюма, опуская и поднимая какой-то рычажок. Мы (то есть Юлька Дербенева, Олег, Шурик, Наташка и я) расположились в каютке, рассадив Олега с Шуриком по разным сторонам, чтобы не перевешивало, и стали ждать отплытия. А оно все откладывалось, потому что мужик откачивал воду. Время от времени кто-нибудь из нас вставал, выходил наверх, прощался очередной раз с провожающими, обозревал напоследок окрестности и вновь возвращался на свое место. Было выдвинуто предположение, что второй конец шланга опущен прямо в море, а мужик просто готовится к соревнованиям по армреслингу.

Пошло более получаса. Господа провожающие уже замучились топтаться на причале. Внезапно мужик остановился. “Интересно, - сказал Шурик, - он уже все откачал или у него просто рука устала?”

Мы, тем не менее, наконец-то отчалили. Плыть приходилось против ветра, двигались еле-еле. Больше всех кататься на кораблике понравилось Наташке. От восторга у нее даже пошла кровь из носа. Чтобы решить возникшие проблемы, нам нужна была вода. По этому вопросу мы обратились к мужикам. Они указали на бачок, на котором стоял стаканчик из-под йогурта, предназначенный для добывания оттуда воды. Бачок оказался почти полный, мы зачерпнули стаканчиком, сколько потребовалось, и, решив проблемы, легли спать.

Когда мы проснулись, то в одном окошке было уже совсем темно, а в другом, с противоположной стороны, горел закат. Кораблик все так же потихоньку передвигался. До пристани осталось совсем недалеко. Вдруг откуда-то снизу клубами повалил дым. Мы остановились. Мужики открыли какой-то отсек, отчего дым, оказавшийся паром, повалил еще сильнее. Тогда они попросили Шурика черпануть воды из бачка вышеупомянутым стаканчиком. Шурик черпанул. Мужики вылили воду в отсек. Ничего не изменилось. Тогда мужики попросили черпануть еще разок. Шурик черпанул. Они вылили. Так он все черпал и черпал, а они все выливали и выливали. В определенный момент нам показалось, что вылили уже столько же, сколько откачали перед отплытием. И все это метрах в двухстах от пристани.

Наконец-то воды оказалось достаточно, или мужикам просто надоело, но они завели мотор, причалили, и мы вышли на землю. Вот, собственно, и все. Позади остались Соловки, а при себе - надежда приехать туда когда-нибудь еще раз.

---