19.0320.0322.03

О флагеРОЖДЕСТВЕНКА

ГЛАВНАЯ ТРУДОВИЧОК МАСЛЯНИЦА МАСЛЯНИЦА СОЛОВКИ ОТСЕБЯТИНА ХОРОВОД ПОСИДЕЛКИ ГАЛЕРЕЯ КОНТАКТЫ

ИЖМА – ПЕЧОРА – ПУСТОЗЕРСК

дорожное повествование

Хочу в тундру

...А за окошком поезда – тайга и редкие посёлки, да сиреневые поля иван-чая, одна за другой убегающие назад. Рано утром проехали Ухту и Сосногорск. Осталось совсем немного.

В этот раз у меня есть попутчица, Татьяна (по прозвищу Степановна), моя добрая знакомая из города Сыктывкара. Едет через вагон от меня, сейчас зашла попить чайку. Ещё позавчера, в городе, мы всей командой отмечали день рождения Серёги, нашего Шефа, а заодно и окончание реставрационных работ на нашей удорской деревянной часовенке Параскевы Пятницы. Пять раз мы туда выезжали, начиная с 1999 года, во время своих летних отпусков. Именно оттуда я и предпринял – тогда же, в 99-м – свой первый полномасштабный одиночный переход, свою первую Трассу, и с тех пор стал это регулярно практиковать. Эта моя Трасса уже пятая по счёту. А пройти я в этот раз намереваюсь вдоль реки Печоры, в нижнем её течении, через старинное село Усть-Цильма, известное в фольклорных кругах своими богатыми традициями, и добраться в итоге до города Нарьян-Мара, а самое главное – до древнего городища Пустозерск, расположенного неподалёку от Нарьян-Мара. Этот городок, Пустозерск, интересует меня уже давно. Четыре-пять веков назад он был важным заполярным форпостом Государства Российского, потом постепенно пришёл в упадок и ныне полностью прекратил своё существование. И пусть мне все в один голос твердили, что там якобы “от города уже ничего не осталось и смотреть совершенно нечего” – мне всё больше и больше хотелось туда попасть. Просто ступить ногами на это историческое место, обойти его, попытаться представить, как там всё могло быть раньше, поговорить с жителями окрестных деревень, подышать тем воздухом... А вернувшись в прошлом году со своей предуральской пермской Трассы, я вдруг сказал сам себе: хочу в тундру. Ни разу там ещё не был, только рассказы слышал. Странноватое несколько ощущение оставили предуральские красоты, захотелось заполярной экзотики...

А россыпи иван-чая всё пробегают и пробегают за окном. Как его много-то! Самая пора цветения. И от этого становится радостно. Лето, Север, иван-чай и предстоящие новые места, новые дороги, новые люди, новые ощущения. И сам будто бы становишься моложе и неугомонней, как, скажем, лет пятнадцать назад, когда ещё был полон сил и устремлений...

Ижма. Берег левый, берег правый

28–30 июля

День первый

Моя станция называется Ираёль. Это посередине между Ухтой и Печорой. Времени 10 часов утра, поезд стоит 6 минут. Распрощаться со Степановной (ей ехать дальше) – и на автобус. Автобусы уже ждут, к этому поезду они съезжаются со всевозможных мест (Ижма, Усть-Ижма, Усть-Цильма, Пижма). Мне сейчас до ближайшего пункта, до Ижмы. По дороге на Печору мимо неё всё равно не проехать, а остановиться там однозначно стоит. Это районный центр, старинное село, стоящее на одноимённой реке, притоке Печоры. В своё время там побывал наш Шеф по своим рабочим делам, связанным с охраной памятников. Поэтому информацией я сейчас обладаю в полном объёме, как по самой Ижме, так и по окрестным деревням – мужики в Сыктывкаре сделали мне все необходимые распечатки. Вообще, эта Трасса у меня особенная, не похожая на другие. Дорога, в некотором смысле, уже проторенная. Под Усть-Цильмой, в Бугаево, три года работал Шеф – учителем истории в сельской школе (по распределению после окончания университета), Степановна не раз бывала – и в Усть-Цильме, и по району – по своим фольклорным делам. У неё, кроме того, ещё и корни идут с тех мест, остались, естественно, родственники, знакомые. Соответственно, и у меня теперь имеется в запасе некоторый список имён, с разных мест предстоящего пути. Это, конечно, в какой-то степени снижает “интерес первопроходца”, зато может служить в дороге некоей “точкой опоры”, что для меня с каждым разом становится всё более существенным...

Однако все эти “зацепки” касаются главным образом Усть-Цилемского района. По Ижме же до последнего момента ничего не было. А мне там предстоит пробыть дня 2-3. Я уж приготовился к крайнему варианту, ночёвке в гостинице, что по нынешним временам удовольствие дорогое. Варианты возникли внезапно и оттуда, откуда никак не ожидал. А именно, от Натальи Николаевны, университетской научной руководительницы Шефа и моей давней знакомой. Будучи в этот раз в Сыктывкаре, я даже не предполагал её увидеть. А она просто зашла к Шефу в контору поздравить его с днём рождения. И заодно рассказала, что только что вернулась с Ижмы. Я, естественно, тут же начал задавать ей разные вопросы. Без конкретных просьб, просто в порядке информации. В результате чего в последние минуты перед отходом моего поезда она вдруг с радостным возгласом “успела!” подбегает к вагону (как узнала?) и вручает мне листок бумаги. А на этом листке два варианта вписки: основной, у директора музея Новиковой Тамары Ивановны, и запасной – в гостинице, пятым в четырёхместном номере, где сейчас проживает её одноклассник с экспедицией. К сему прилагается записка однокласснику и подробный план, как куда пройти, указаны даже часы работы местной столовой. Вот так. Ни больше, ни меньше. Ай да Наталья Николаевна! Наш человек.

От Ираёля до Ижмы 98 километров, через тайгу. Хорошая асфальтовая трасса, автобус идёт часа полтора. Существует она в таком виде недавно, раньше была грунтовка с деревянными мостами через речки. Остатки этих мостов ещё кое-где сохранились, видно, как их размывало во время паводка. А эту нынешнюю дорогу от Ираёля на Печору тянули нефтяники. Тянули, естественно, для себя: у них на Печоре много стоит нефтевышек, надо как-то вывозить нефть к железной дороге. Но зато теперь здесь имеется хорошее и недорогое транспортное сообщение, и с Ижмой, и с Усть-Цильмой. Раньше приходилось летать самолётом. Впрочем, в те времена это было тоже недорого и гораздо удобней...

К Ижме подъехали в 12 часов. Большое село, более 3 тысяч жителей. Автобус, попетляв немного по улицам, выезжает, наконец, на центральную, Советскую, где церковь, торговый центр, районная администрация. Автостанции как таковой нет, есть конечная автобусная остановка. Музей тоже на Советской, чуть дальше. Там же неподалёку и дом Тамары Ивановны, на параллельной улице.

Тамару Ивановну застал в музее. Меня здесь, оказывается, уже ждут: Наталья Николаевна позвонила, предупредила. Знакомство, чай, просмотр материалов по храмам в окрестных деревнях (Сизябск, Ласта, Мошъюга и пр.), экскурсия по музею. И попутно подробный рассказ про Ижму и ижемский край.

Ижма – старинное село, его возникновение относят к 1567 году. Север здесь уже совсем не ближний, по широте Ижма километров на 50 севернее Архангельска, и одним из основных занятий местного населения всегда было оленеводство. Впрочем, забегая вперёд, должен сказать, что на всём протяжении пути я не встретил ни одного оленя. Пастбища, по-видимому, находятся где-то вдалеке от дорог и населённых пунктов. Кроме того, по словам Тамары Ивановны, оленеводы сейчас официально зарегистрировались за Уралом, в Ямало-Ненецком округе, соответственно, основной центр оленеводства сместился туда.

Зато ижемцы славятся своими спортивными достижениями. Целая плеяда мастеров спорта (в основном по зимним видам) – уроженцы Ижемского района. Часть музейной экспозиции посвящена им. Трое из них – олимпийские чемпионы: Александр Ануфриев, Василий Рочев и всем известная лыжница Раиса Сметанина, участница пяти Олимпийских игр. И это, в общем, закономерно: родилась Раиса Петровна в семье оленевода и, естественно, сызмальства кочевала с родителями на лыжах по пастбищам.

Вообще, в музей я попал в удачный момент. Как раз сейчас в нём представлена выставка картин ижемской художницы Татьяны Поповой. Я уже про неё наслышан от своих сыктывкарских друзей. Работает она в очень оригинальной технике: изображение составляется из птичьих перьев и пуха. Если смотреть с некоторого расстояния, то это похоже на мазки, крупные и помельче. Есть работы в чёрно-белых тонах, есть цветные, причём красок никаких не используется, используются цветные перья попугайчиков. В прошлом году в Соликамске мне уже довелось познакомиться с творчеством художников Олейниковых, Семёна Ивановича и Надежды Григорьевны, техника работы у которых тоже необычная: дроблёными цветными минералами с бутылочным стеклом и цветной нитью. И вот теперь – птичьими перьями. Некоторые из них мне даже захотелось переснять, что я и сделал этим же вечером. И теперь у меня есть три фотки на память: “Ижемская церковь” и две пейзажные зарисовки.

Да. для начала впечатлений уже явный преизбыток. Дом, кстати, в котором расположен музей, очень интересен сам по себе. Это дом купца В. М. Попова, 1886 года постройки. Огромный деревянный особняк: два этажа, на каждом по 7 окон на фасаде, и третий этаж – “вышка”-мезонин, в 3 окошка. Построен “на городской манер”, без хозяйственной части, под обшивкой, окна украшены резными наличниками, увенчанными на втором этаже и мезонине изящными дугами. Обнесён аккуратненьким невысоким забором.

Всё, надо успевать в столовую, а то через полчаса закроется. Заодно как-то попытаться осмыслить увиденное-услышанное, а то больше уже ничего не вмещается. Однако это было только начало.

Выйдя со мной за калитку, Тамара Ивановна вдруг окликает проходящего мужчину: “Алексей Семёнович, подойдите сюда, пожалуйста, тут товарищ приехал по вашей части”. Так мне довелось познакомиться с очень интересным человеком.

Алексей Семёнович Канев – представитель Главы Республики Коми в Ижемском районе. Ни больше, ни меньше. Работает в районной администрации, в общественной приёмной Главы Республики. А ещё он занимается реставрацией деревянной церкви в деревне Ласта. Их несколько человек, но они все не специалисты, просто местные мужики. Хотят воссоздать первоначальный облик храма и возродить жизнь прихода. Узнав, что я тоже в свободное от работы время занимаюсь реставрацией “деревяшек”, Алексей Семёнович заинтересовался и предложил мне послезавтра поехать в Ласту вместе с ним. Предложение интересное, но ответить сейчас что-либо сложно. Я ещё не определился со своим конкретным распорядком. Пока ясно одно: сегодня я уже точно никуда не поеду, сегодня только Ижма. А потом я бы хотел обойти близлежащие деревни. Основная их цепочка находится на противоположном, левом берегу Ижмы-реки, там точно уйдёт целый день, и лучше всего, пожалуй, это сделать завтра. А на правом берегу кроме самой Ижмы получается только Ласта. Вообще, наверное, можно было бы съездить туда послезавтра с Алексеем Семёновичем, утренним автобусом. А дневным вернуться обратно. И тогда сразу же можно будет двинуться дальше по Трассе, к Печоре. Так мы с ним предварительно и договорились.

Действительно, это, видимо, самый оптимальный вариант: в Ижме тогда получается только две ночёвки. Тамара Ивановна определила меня к себе в дом, а на Трассе более двух ночей отягощать хозяев нежелательно.

Ну а сейчас бегом в столовую (успеть до закрытия), потом перетащить рюкзак к Тамаре Ивановне, переодеться во всё походное – и по селу с фотоаппаратами.

Основная достопримечательность Ижмы – громадная каменная двухэтажная Преображенская церковь. Возводили её долго, 25 лет: с 1803 по 1828 год, выполнена она в стиле классицизма, но с некоторыми мотивами, присущими деревянному зодчеству. Планировка традиционная: полукруглый алтарь, квадратная храмовая часть, вытянутая трапезная, притвор. Храмовая часть имеет чётко выраженную вертикальную направленность, каждый из её фасадов, северный и южный, выделен портиком с полуколоннами и круглыми окошками над фронтоном. А завершение очень напоминает кубоватое завершение деревянных храмов, распространённое в Онежском районе Архангельской области. Только со скошенными углами. Но самое примечательное – это непропорционально-грузные барабан и глава. Это и делает ижемскую церковь уникальной, не имеющей аналогов. Издали она смотрится как массивный столп.

Облик этой церкви мне уже давно знаком: видел её на фотографиях. Но состояние оказалось гораздо более плачевным, чем можно было предположить. Почему-то содрано почти всё железное покрытие с купола-куба, одна обрешётка осталась. Возможно, собирались перекрывать по-новому, да так ничего и не начали. Декоративные элементы фасадов активно осыпаются, от южного фронтона, например, осталась только половина. Но самое главное – глубокие трещины по стенам и многочисленные протечки. Положение усугубляется ещё и тем, что церковь передана местному приходу, а это значит, что она уже не стоит на балансе Отдела культуры. А уж если у Отдела культуры всегда недоставало средств для полноценного ремонта, что тогда говорить о сельском приходе... Первое время в ней служили, однако вскоре стало ясно, что это не вполне безопасно, и службы перенесли во вновь выстроенный приходской домик. А церковь просто стоит под замком. Хотелось бы попасть внутрь, там должен сохраниться 6-ярусный иконостас, но из прихода найти никого не удалось.

А ведь когда-то здесь была полноценная “тройка” – две церкви и колокольня. Вторая церковь (Успенская) была летняя, деревянная пятиглавая, 1862 года постройки. Какое-то время она использовалась как клуб, потом стояла пустая и никому не нужная, а потом просто сгорела (лет 8-9 назад). Колокольня была каменная, трёхъярусная, со шпилем. Построена в 1835 году, в 1936 – разобрана.

Ещё одна примечательная черта Ижмы – старинные деревянные дома. Цельного ансамбля они уже, к сожалению, не представляют, но некоторый фрагмент сохранился: небольшой ряд в центре села, на той же Советской улице. Мимо них пройти никак нельзя. Все они большие, двухэтажные, пятистенные (с промежуточной стеной-перерубом по центру фасада), на фасаде на каждом этаже по 6 окон (3+3). Характерная особенность – под коньком в светёлке два вертикальных оконца (на Вашке и Мезени там либо одно окошко, либо нет вообще). Как вариант – дом с “вышкой” (мезонином). Облик домов в этих местах, как правило, аскетичен: без резных наличников, без коней на охлупнях; я здесь не встретил ни одного дома с кровлей по безгвоздевой технологии (на “курицах-потоках”). И тем не менее, дома эти очень радуют глаз своей добротностью и величественностью. Украшениями отличаются главным образом дома, выстроенные богатыми хозяевами “под камень”, на городской манер. Таков, например, тот самый дом Попова, в котором музей. Или, тоже на Советской, дом Норицина 1902 года постройки, двухэтажный, с третьим этажом-вышкой, вытянутой на всю глубину дома, с верандой на втором этаже над входом, с резными наличниками на многочисленных окнах и деревянным “рустом” по углам. В нём сейчас находится Отдел народного образования.

Ну вот, кажется, отснял всё, что мог. Наталья Николаевна просила ещё сделать ей панораму села с того берега. Сегодня это вряд ли получится, но к речке сходить самое время.

Здесь всё близко. Улица Советская идёт параллельно реке, метрах в ста. В районе центра пространство у реки не застроено, неподалёку от берега небольшой сосновый массив, полоска деревьев, рядом памятник героям Гражданской войны. Берег здесь плоский, но возвышенный, заканчивается обрывом. Приятно здесь просто постоять, обозревая эти замечательные дали: полноводную Ижму-реку с обширнейшей поймой и необъятные заречные луга с цепочкой деревень, по которым мне завтра предстоит пройти. С помощью карты их можно даже вычислить. Если смотреть справа налево, вверх по течению (в предполагаемом завтрашнем направлении), то самая крайняя справа – Сизябск, перед ней Бакур, потом Мохча (можно сказать, напротив Ижмы, за отдалённой протокой) и, наконец, крайняя слева – Гам. После Гама по тому берегу есть ещё одна деревня, Мошъюга, но она на значительном отдалении, и её не видно. Ниже по течению, километрах в двух-трёх, виднеется понтонный мост на ту сторону.

Ноги вдруг сами понесли вниз, к воде. Вода вообще умиротворяет, а её обилие и запах настраивают на какой-то особенный лад, возвышенный и немногословный, позволяющий подняться над всем мелким и второстепенным. В данный момент мне этого как раз не хватает...

Кстати. Почему бы сейчас не прогуляться до понтона? Времени ещё только половина шестого, делать всё равно нечего, а там, может, пройду сколько-то по тому берегу, найду хорошую точку съёмки панорамы для Натальи Николаевны. Солнце как раз с нужной стороны. Правда, кроме церкви, интересных построек у берега уже не осталось: некоторое время назад там прошёлся пожар и всё уничтожил. Но заснять всё равно надо: обещал. Других вариантов переправы (кроме понтона) здесь, похоже, нет – схожу. А то завтра ещё неизвестно, что будет.

Полчаса пути вдоль берега, включая форсирование малой речки, и я у понтона. Ижма здесь шириной метров 300, переправа представляет собой пять сцепленных барж, в середине пришвартован дежурный катерок. Всё хорошо, вот только приближение дождевого фронта заметил слишком поздно. Дошёл уже почти до того берега, когда стало очевидно, что не пронесёт. А укрыться негде, только тот дежурный катерок. Бежал к нему уже под хорошим дождём. Пересидел в рубке у дежурного.

Дождь лил недолго, но после него делать было уже нечего. Идти по тому берегу предстояло через луга, по мокрой траве. Ботинки мои минут через 15 были бы насквозь. Да и вида теперь уже нет никакого, всё мокрое и серое. Так что придётся всё-таки съёмку отложить до завтра и возвращаться обратно.

Однако события на сегодняшний день ещё не закончились. Очень уж не хотелось идти пешком, занял позицию у съезда с понтона. Вскоре появились две легковушки с того берега, одна за другой. Первая меня благополучно проигнорировала, зато вторая остановилась. За рулём молодой парень, тоже возвращается в Ижму. По пути разговорились, я ему рассказал и про реставрацию, и про нашу часовенку, и про свой предстоящий маршрут. А он мне вдруг и говорит: “Слушай, а давай я про тебя заметку напишу. Когда мы сможем поговорить более обстоятельно?” Короче, оказалось, что он корреспондент местной газеты “Новый Север”, звать Володя Орлов. Вот так, что называется, нежданно-негаданно. Такого у меня ещё не было. Вообще, наверное, можно было бы что-нибудь рассказать. Если человек нашёл интересный, на его взгляд, материал для своей публикации, почему бы ему в этом не посодействовать? Только вопрос – когда? Завтра мне предстоит длинный бросок, вернусь я, в лучшем случае, под вечер, и весь вымотанный. А послезавтра утром – Ласта, а потом надо уже отсюда съезжать. Договорились с Володей, что я позвоню, телефоны свои он оставил.

А сегодня у меня ещё осталось несколько часов, чтобы как-то “устаканить” все впечатления, побеседовать с Тамарой Ивановной за чашкой чая и подготовиться к завтрашнему броску.

День второй

Автобус на Сизябск в 9:00. План такой: надо пройти по всем левобережным деревням, от Сизябска до Мошъюги, и вернуться обратно. Деревни все стоят недалеко друг от друга, в пределах 1-2 километров, только до последней, Мошъюги, 15-километровый перегон. Но добраться туда обязательно надо. Ребята мои, сыктывкарские, просили отснять там для них деревянную колокольню. Говорят, уникальная в своём роде. Кроме того, там должен сохраниться дом, которому более 200 лет – 1790 года постройки. Едва ли не самый старый деревянный дом на всём Севере.

Надо бы спланировать так, чтобы пешком идти как можно меньше. На Сизябск автобусы идут часто, 7 рейсов в день. Вариантов их прохода два. Первый – сначала в Бакур и Сизябск, потом через Бакур и Мохчу в Гам, оттуда обратно через Мохчу в Ижму. И второй вариант – наоборот: сначала в Гам, потом в Сизябск. Мой, 9-часовой, идёт сначала в Сизябск. Следующий через полтора часа, тоже сначала в Сизябск, и его неплохо бы перехватить в Бакуре и проехать хотя бы до Мохчи. Полутора часов, думаю, мне хватит, чтобы по-быстрому осмотреть Сизябск и добежать до Бакура. Как буду добираться до Мошъюги – пока непонятно, автостоп может будет, а может и нет, но обратно рассчитываю на автобус. Из Ижмы он выходит в 5 часов, расстояние порядка 30 километров, следовательно, в Мошъюге он должен быть в половине 6-го, может чуть позже. Это означает, что мне туда надо добраться не позже пяти, лучше раньше. Вроде бы это реально.

С дорогами здесь, как видно, всё в порядке, пока что везде асфальт. От понтонной переправы едем прямо, через луга, и километра через полтора Т-образно вливаемся в такую же поперечную дорогу, связывающую левобережные деревни. Направо Бакур и Сизябск, налево Мохча, Гам, Мошъюга. Нам направо, до Сизябска километра 3-4.

Сизябск – большое старинное село, очень красиво расположенное, на холмах. Сразу же бросаются в глаза огроменные старинные дома. Среди них выделяется пара домов с совершенно необычными наличниками на окнах. Они сделаны по технологии накладной резьбы: набраны из фигурно вырезанных досточек и прибиты к обшивке вокруг каждого окна, в форме затейливых узоров. Выкрашенные в белый цвет (как и оконные рамы), на фоне почерневшей обшивки они смотрятся просто великолепно.

Планировку села регулярной назвать нельзя, она скорее привязана к природному холмистому ландшафту, и на самом первом холме, слева от въезда, стоит каменная Благовещенская церковь 1854 года постройки. Конструкция простая: полукруглый алтарь, невысокий квадратный четверик основного объёма, прямоугольная трапезная. Северный и южный фасады основного объёма выполнены в виде портиков с треугольными фронтонами и плоскими пилястрами. Церковь была пятиглавая, но завершение не сохранилось. Однако, несмотря на обшарпанность, стоит она довольно крепко, и восстановить её первоначальный вид при желании было бы вполне реально.

Поблизости от церкви стоит интересное деревянное здание старой школы, с башенкой, 1904 года постройки. Где-то на краю села должен ещё быть обетный крест, но я о нём, честно говоря, просто забыл. Надо двигать в Бакур, успевать на автобус, времени уже осталось мало. А Сизябск всё не отпускает. Хочется заснять его даже издали и с разных точек, захватив в кадр и холмистую панораму, и стрелку дороги, и параллельную ей еловую полоску леса на склоне, и обширную долину речки Ижмы на заднем плане...

В Бакур гнал почти бегом. Вроде успел: автобус на Сизябск прошёл, когда я уже был в деревне. Деревня эта уже не столь примечательная, как Сизябск, хотя и стоит на холме. Дома старые здесь есть, но они все обшитые и покрашенные. И минимум украшений, только изредка промелькнёт какая-нибудь волнистая линия...

Рядом с автобусной остановкой стоит деревянная церковь Спаса Нерукотворного, переделанная под клуб. Она поздненькая, 1875 года постройки, обшитая, стандартной конструкции: пятигранная алтарная апсида, основной четверик, перекрытый на четыре ската, трапезная. И большая клубная пристройка с южной стороны. Завершение, естественно, не сохранилось. Быстренько её заснять, пока автобус не пришёл. Он уже вот-вот должен быть...

После получасового ожидания я всё-таки понял, что что-то здесь не то. На всякий случай решил спросить. Действительно, так оно и есть. Не учёл я нюансов местного автобусного движения. Автобус, на который я рассчитывал, стоит, оказывается, два часа в Сизябске и только после этого идёт в Гам. Придётся, стало быть, пешком, не ждать же полтора часа. До Мохчи всего 2 километра, даже автостопить неприлично.

Однако расстояния здесь хоть и небольшие, но это может создать обманчивое впечатление. До Мохчи действительно 2 километра, но Мохча сама по себе растянута километра на 3. Дальше до Гама совсем близко: через овраг и подняться на горку, но и Гам растянут километра на полтора. Вот и получается, что накрутил уже километров 9-10.

Увидел и кое-что интересное. В Мохче огромная каменная Вознесенская церковь 1838 года постройки. Высокая и длинная, с двумя боковыми приделами и рядом поздних пристроек (в церкви сейчас маслозавод). В Гаме деревянная Сретенская церковь типовой конструкции (1903 год), используется как ДК. Завершений нигде не сохранилось.

Заснял в Мохче пару домиков. Один из них очень даже интересный. Традиционный двухэтажный пятистенок, но выстроенный на городской манер: обшитый, покрашенный в тёмно-красный цвет и с богатой резьбой на наличниках (не свойственной здешним местам). На боковом фасаде вышка с изогнутой кровлей и тройным окошком с полукруглыми завершениями. Над входом устроен балкончик с резным столбиком. Сейчас в этом доме размещается сельская администрация.

Вообще, как мне потом объяснили, в этих местах три основных типа жилых домов, связанных с родом занятий их хозяев. Самыми богатыми здесь всегда были оленеводы, они и строили себе самые большие, двухэтажные дома. Следующая категория – скотоводы. Доходы у них были поменьше, соответственно, и дома поскромнее, в основном одноэтажные. И, наконец, беднее всех жили охотники, у тех были совсем маленькие дома.

Пока я тут ходил, заприметил два интересных момента. Во-первых, здесь очень активно ездят на лошадях. И верхом, и на телегах. Постоянно мелькают повозки: туда-сюда. Нигде ещё такого не видел. Причина, как выяснилось, довольно банальная: при таких обильных лугах гораздо проще заготовить сено для лошади, чем покупать бензин. И второй момент. Естественно, со временем старые постройки ветшают, строятся новые. Но здесь даже в новых домах можно заметить некоторую преемственность старых традиций. Они, конечно, меньше по размеру, из бруса, обшитые, с современной планировкой. И всё же сходство со старыми постройками прослеживается: в очертаниях, пропорциях, угле кровли, даже на чердаке ставят такие же два симметричных оконца. Не всё, значит, уходит безвозвратно...

И ещё один любопытный атрибут здешних мест. Стоит, например, деревенская изгородь, в ней проход. А в проходе на столбике установлена вертящаяся крестовина из двух досок, наподобие турникета. Как всегда, всё гениальное просто: человек через такую конструкцию пройдёт запросто, а вот корова уже нет.

Времени уже, однако, второй час, надо двигать в Мошъюгу. От Гама до неё 15 километров, далековато. Но если идти хорошим шагом, к расчётному сроку должен успеть. Мошъюга – тупиковая деревня, дальше дороги нет, поэтому на автостоп лучше не рассчитывать. Тем более на этот “Запорожец”, полный народа, да ещё в пределах деревни. Тормознуть его попробовал просто так, для очистки совести. Однако именно этот “Запорожец” меня и выручил.

А просто люди собрались за ягодой, и как раз в сторону Мошъюги. За красной смородиной. Водитель по имени Валерий, с ним жена и дочка. Четвёртое место свободно. Тамара Ивановна потом рассказывала, что в прежние времена здесь считалось чуть ли не грехом не подвезти попутчика. И ещё один примечательный момент: на местном диалекте коми языка не было слова “спасибо”. Действительно, надо ли говорить спасибо за то, что и так само собой разумеется?..

От Гама до Мошъюги дорога идёт в основном через луга, параллельно реке, на некотором отдалении. Асфальт закончился уже после Мохчи, сейчас просто отсыпанная грунтовка. Километра через 4 на том берегу завиднелась деревня Ласта с возвышающимся столпом – храмовой колокольней. Валерий остановился километрах в четырёх от Мошъюги. “Часа два-три, – говорит, – мы здесь побудем. Если обратно пойдёшь, нас застанешь, то подкинем”.

Оставшееся расстояние прошёл менее чем за час. Непосредственно перед деревней проходишь через замечательную лиственничную рощу, необычайно приятную. Этакий естественный природный парк, будто в другой мир попадаешь. Сама же Мошъюга представляет собой одну длинную улицу, разделённую на две части деревянным храмовым ансамблем – церковью с колокольней. Церковь, как и все прочие, поздняя (1875 год), типовой конструкции, только, пожалуй, с наименее искажённым обликом: завершение только утрачено, просто четырёхскатная кровля. Сохранились даже два декорированных карниза: верхний устроен под кровлей основного четверика, а нижний проходит под кровлями трапезной и алтаря и охватывает всё здание, кроме притвора. Название у церкви довольно редкое – Собора Пресвятой Богородицы. Используется, опять же, как клуб.

Но здесь гораздо интереснее колокольня. Она построена в 1884 году, деревянная, но сделана один в один под каменную, со всей сопутствующей атрибутикой. Квадратная в плане, трёхъярусная, с двумя ярусами звона (среди “деревяшек” я вообще такое вижу впервые), на каждом ярусе арочные проёмы, каждый из которых оформлен в виде портика с треугольным фронтоном и полуколоннами с капителями. Колокольня завершалась шпилем, сейчас он утрачен, остался только четырёхгранный куполок с фигурно оформленными круглыми слуховыми окошками на каждой грани. Некоторые, я знаю, ревнители древнерусского деревянного зодчества плюются на такую отделку “под камень”. Я же считаю, что и здесь могут встретиться настоящие шедевры – мошъюгская колокольня тому яркий пример. И, кстати сказать, не единственный...

Эту колокольню здесь называют “местной Пизанской башней”: она немного наклонена в сторону дороги. Дорога, огибая колокольню, проходит от неё в непосредственной близости, и, как мне объяснили, когда её подсыпали, видимо, изменилось распределение давлений в грунте, в результате чего и возник этот крен. Дальше он, впрочем, не идёт, процесс остановился. Стоит она вроде бы крепко, хотя декоративные элементы постепенно осыпаются.

Заприметил я здесь между делом и пару интересных домиков. Но ходил к ним уже не один, а “в сопровождении”. Сопровождающий – местный мужичок по имени Вася, бывший совхозный ветеринар, а ныне сторож в школе. Всё очень просто: в отдалённых деревнях люди, как правило, более открытые и контактные, и моя скромная персона не осталась незамеченной. Первый дом, куда мы пошли, – это двухэтажный шестистенок (на фасад выходят две промежуточные стены: между ними сени, с обеих сторон – жилые помещения). Таких домов осталось здесь очень мало. Заснять, к сожалению, не удалось, получалось строго против солнца. И второй дом – тот самый, который 1790 года постройки, так называемая изба Филиппова. Вот этот действительно интересный. Он хорошо сохранился, правда, с “поздними наслоениями”: обшитый, покрашенный в бледно-бирюзовый тон, наличники с элементами орнамента. Он одноэтажный, но на возвышенном подклете, и смотрится довольно объёмно. А самое главное – из всех встретившихся мне сегодня домов это единственный дом “кошелем” (хозяйственная часть не сзади, а сбоку), древнейший из известных типов здешних жилых построек. Ещё один “кошель” я потом заметил в самой Ижме, но тот уже совсем ветхий и простоит, видимо, недолго.

А Вася от меня не отходит. Всё хочет показать что-нибудь ещё. А у меня между тем возникла неожиданная проблема. Автобус, оказывается, пойдёт в Ижму не по прибытии, а только завтра утром. Вася усиленно зазывает к себе ночевать, но это вообще-то в мои планы не входит. Мне ещё сегодня снимать ижемскую панораму, а завтра утром в Ласту с Алексеем Семёновичем. Но подобные доводы на Васю не действуют. Сработало только одно: когда я вспомнил про тот самый “Запорожец” с ягодниками. Действительно, может ещё успею? Хотя прошло уже 2 часа, а идти минут 40, не меньше.

Гнал на предельной скорости. Увы, напрасно, машины уже нет. Только силы зря растратил. А ещё идти и идти – через луга и под палящим солнцем, от которого некуда скрыться. И с утра на одних лёгких перекусах, а времени уже половина пятого. Попуток ни одной, только пара встречных. Добраться хотя бы до Гама, там, может, будет проще...

Стало немного веселее, когда пошли гамские сенокосные участки. Сейчас самая пора скирдования, все только этим и занимаются. Время уже к вечеру, скоро должны поехать обратно.

Но подобрали меня только километра за 3 до деревни. Тёмно-красный УАЗик с прицепом, до отказа гружёный сеном. Вот на этом-то сене я и ехал, взгромоздясь на самый верх. Остановились в самом начале деревни, дальше опять пешком. А силы уже совсем на исходе. Пришлось осваивать новый вид автостопа – лошадиный. Вижу, едет мужик на телеге. “Подкинешь хоть сколько-нибудь?” – “Садись”. Подвёз всего метров 200, но для меня уже и это подарок. Остановился у магазина и со словами “опохмелиться надо” пошёл и взял себе флакон одеколона. Мне, кстати, тоже не мешало бы. Взять себе какой-нибудь баллон сока, пить очень хочется.

Немного передохнуть – и дальше. Сейчас надо в первую очередь добраться до понтонного моста, найти точку и заснять панораму.

Спустившись с гамской горки и войдя в Мохчу, вижу вдруг встречный автобус, гамско-сизябский. Замечательно: сейчас он в Гам, потом обратно, у понтона выскочу.

Ёлы-палы, опять эти нюансы местного движения! Автобус на понтон не идёт. Это последний рейс, он идёт в Сизябск и там ночует. Что ж, тогда хотя бы до поворота.

После поворота ещё одна легковушка, и я у понтона. Километра полтора в сторону вдоль берега, найти приемлемую точку, быстренько сделать кадр и обратно к понтону. Вот тот самый вчерашний катерок и дежурный тот самый, Серёга. И меня сразу узнал: “О, опять ты!” Попросил сфотографировать его на катере. “А то, – говорит, – сколько на нём сижу – и ни одной фотографии”. Действительно, сейчас ему приходится дежурить круглосуточно, в одиночку и без смены. Смена будет только в августе. Что делать, людей не хватает, а ситуацию контролировать надо. Мало ли что – канаты ослабнут, баржи разъедутся, всё-таки река есть река. Однако безвылазно находиться на катере тоже невозможно, приходится иногда оставлять здесь всё на свой страх и риск. Опять же, а что делать? Вот как раз сейчас должна быть машина на Ижму, и Серёга собрался съездить туда на пару часов. Ну и я с ним заодно уехал, в половине девятого уже был дома.

Потом делился впечатлениями с Тамарой Ивановной и пытался прикинуть, сколько же я сегодня отшагал пешком. Получилось, что километров 30, не меньше. Пусть налегке, но всё равно – многовато для первого раза. Мозоли набил на обеих ногах. А ведь ещё только второй день Трассы.

Однако с Тамарой Ивановной беседовать приятно, она женщина внимательная и обходительная, но я ещё кое-что обещал Володе Орлову. Что-то типа интервью. И делать это, видимо, надо прямо сейчас. По-хорошему мне бы завалиться на кровать и никуда сейчас не дёргаться, но другой возможности может не быть.

Созвонился с Володей, тот подъехал. Посидел у него в машине, наговорил что-то на диктофон. “Ты, – говорит, – рассказывай, я потом сам выберу, что нужно”. Ну и что же тут рассказать? Как дошёл до жизни такой? Предысторию я, конечно, расскажу, и про реставрацию, и про свои путешествия, это дело нехитрое. Но интереснее, наверное, было бы ответить на вопрос: а на кой ляд мне всё это нужно? Зачем я на это трачу свои законные отпуска? Если отвечу коротко: “для души” – будет ли понятно? На самом деле для меня это просто форма отдыха. Кому-то, к примеру, больше нравится лежать на пляже, мне такое времяпровождение, наверное, наскучило бы дня через два. Мне нравится, когда что-то, сделанное собственными руками, остаётся потом на храме Божьем. Мне нравится проходить по новым, неизведанным местам, общаться с самыми разными людьми, окунаться в их среду и постигать таким образом “жизнь изнутри”. Поэтому, собственно, я и хожу в одиночку, чтобы привносить с собой минимум городского, московского. И если вдруг удаётся оставить после себя что-то доброе, значит путь пройден не зря...

Сейчас уже не помню всего того, что я тогда наговорил. Володя обещал тиснуть заметку в одном из ближайших номеров и выслать экземплярчик. Но так ничего и не выслал. Однако, в конце концов, наверное, не это главное. За тем ли я сюда приехал?..

День третий

Сегодня в Ласту три автобуса: в 8, 12 и 16. 8-часовым туда, 12-часовым обратно. Алексей Семёнович подсел на краю села. Он не один, он с братом. До Ласты 12 километров, автобус идёт минут 10. Но до деревни не доходит, останавливается у речки Сэбысь. Моста через неё нет, перевозит мужик на лодке. Остаётся ещё километра полтора.

Как же здорово, что я попал в эту деревню! Она самая лучшая из всех. Тут какое-то своё особое пространство. Аккуратненькие улочки с деревянными тротуарчиками, сходящиеся к деревенской площади; на площади деревянная церковь Трёх святителей, памятник воинам, волейбольная площадка. Всё чисто, ухожено. Причём это не та ситуация, когда бывает всё вылизано-вымощено. Здесь могут быть и небольшие лужицы на дорогах, у заборов могут лежать брёвна, доски, но всё это смотрится очень органично, как естественные атрибуты деревенской жизни. Я бы даже не сказал, что жители блюдут свою деревню. Нет, просто они так живут.

Действительно, как рассказал Алексей Семёнович, жители здесь очень активные. Например, когда повсеместно разваливались колхозы-совхозы, ластинцы свой колхоз решили оставить. Наперекор, назло всему. И колхоз этот до сих пор существует и успешно функционирует.

Алексей Семёнович вообще много чего интересного рассказал. Был, например, такой эпизод. Есть тут неподалёку бор, который местные жители считают заповедным. Деревня издавна в нём кормилась: ягоды, грибы, охота. И вдруг какие-то дельцы вознамерились поставить там нефтяную вышку и качать нефть. С Главой Республики они благополучно договорились, деревенских жителей, естественно, ни о чём не спросили – кому интересно их мнение? Так жители сами поднялись на защиту своей среды обитания, подключили Гринпис, депутатов Госдумы, дошли чуть ли не до Президента. И в результате они судились с Главой Республики, и процесс этот выиграли.

А вообще-то люди здесь, на своей земле, сейчас вроде как уже и не совсем хозяева. Дело в том, что ещё в начале 90-х всю ижемско-печорскую низменность (а это огромная территория, простирающаяся до устья Ижмы) отдали в аренду канадцам. На 50 лет, для обследования на предмет полезных ископаемых и вообще дальнейшей перспективности. Все помнят, какая тогда творилась неразбериха в стране, вот тогдашний республиканский Глава и сделал это “под шумок”. Думали сначала, что деньги за аренду смогут как-то помочь району, но эти деньги просто ушли. Исчезли. И концов найти не удалось. А канадцы за дело взялись, территорию осваивают. Студентов своих сюда возят, слышал вчера их английский говорок – в сизябской школе они сейчас живут.

Но канадцы канадцами, а есть здесь ещё так называемый Фонд возрождения, на средства которого Алексей Семёнович и проводит реставрацию ластинской деревянной церкви. Он сам в этих делах не специалист, собственно, поэтому он меня сюда и позвал. Хотел услышать какие-нибудь полезные замечания. Я, впрочем, сразу его предупредил, что и сам не специалист, но может что и скажу, исходя из собственного опыта.

А церковь, собственно, стоит очень хорошо и особой реставрации не требует. Сохранились даже фигурные карнизы. Утрачены только завершения: храма (глава с крестом) и колокольни (шпиль). И ещё балясины на ограждении яруса звона. Примечательно, что церковь поздняя (1871 год), обшитая, стандартной конструкции, но очень радует глаз. Облик её не искажён поздними наслоениями, она обнесена аккуратной оградой, и ещё у неё интересная колокольня, вырастающая прямо из трапезной. Четырёхгранный столп, сужающийся кверху, карниз, ярус звона с арочными проёмами на четыре стороны света, потом ещё один карниз с полицами и куполок. Собственно, колокольню Алексей Семёнович сейчас и пытается восстановить. Они уже сделали покрытие яруса звона, и сделали правильно, из продороженных досок. Сейчас потихоньку восстанавливают ограждение, заказывают балясины, и Алексей Семёнович думает, что делать с куполом. Купол, кстати, сделан очень интересно, я такого ещё не встречал. Он набран из очень тонких (около сантиметра толщиной) гнутых досточек, выложенных на основу-обрешётку в два слоя, с перекрытием щелей. Нижний слой сохранился почти весь, верхний – только фрагментарно. Алексей Семёнович хочет это повторить. Я здесь высказал две мысли. Первая – что эту конструкцию для пущей гарантии неплохо было бы проложить берестой: либо между слоями, либо под нижним. И вторая – что прежде всё-таки следует нарастить шпиль. Он в своё время был спилен, нижняя (внутренняя) часть столба осталась и хорошо закреплена, а обрубок возвышается над куполом всего сантиметров на 10. И поверхность спила начала гнить в глубину. Если сначала сделать купол, завязанный на центральный столб, то как потом наращивать шпиль?

Пока мы с Алексеем Семёновичем лазали по колокольне, его брат сбегал в магазин, купил пряников, соорудил чайку. Домик у них здесь, базовая точка, прямо напротив церкви. Пока чаёвничали, Алексей Семёнович делился и иными своими планами, помимо восстановления церкви. В деревне, кстати, уже имеется церковная община, человек 13, и в церкви идут службы. Но происходит всё как-то странно: днём служба, ночью дискотека.

А ещё они собираются здесь сделать так называемое экологическое поселение, где-то в окрестных лесах. Основная идея – жить в согласии с природой, как в прежние времена. Иными словами, брать от неё столько, сколько не нанесёт ей вреда, сколько она сможет потом воспроизвести. Там должны быть и гостевые домики, можно будет водить туда школьников, туристов, иностранцев, чтобы те по возможности перенимали такой подход к окружающему нас миру. Уже вроде как затеяли строительство, были какие-то деньги, но в итоге рабочие пропьянствовали и толком ничего не построили. Алексей Семёнович всё сокрушался: говорил, что в 50-е–60-е годы в Ласте вообще не пили. Вернее, была одна пьяница, но к ней все и относились как к ущербной. А сейчас то поколение старой закалки, можно сказать, ушло, те же, кто пришёл им на смену, такими качествами уже не обладают...

Здесь в домике у них есть даже музей. Старая утварь. Вернее, они начали его собирать. Но вещи эти предназначаются не только для экспозиции. Вещь должна жить. И работать. И самое главное – воспроизводиться, по возможности, по старым технологиям. А для этого надо обучаться ремёслам. И это предполагается одним из направлений деятельности экологического поселения. Идея, вообще, замечательная, дай Бог, чтобы хотя бы что-нибудь осуществилось...

Ну вот, чайком подкрепились, можно теперь до автобуса ещё раз пройтись по деревне. Кое-что здесь я уже заснял, может найду что ещё. Есть тут один двухэтажный шестистенок и ещё один непонятно-скольки-стенок, потому как обшитый. Но, тем не менее, очень интересный своими витиеватыми накладными узорами поверх окон, фигурными досками под кровлей и зубчато оформленными углами. Всё это наверняка современное, да и выкрашен он в малоприятный жёлто-коричневый тон, но всё равно красиво.

И ещё я здесь заприметил одну конструктивную особенность жилых сооружений: висячие сортиры. В северных домах они обычно устраиваются наверху, в хозяйственной части, на повети. Здесь, по ижемской округе, они тоже наверху, но выводятся за заднюю стену дома и устанавливаются на двух выносных консолях. В стене, соответственно, прорезается проём. Пространство снизу обычно обшивается досками, но если эта обшивка по какой-то причине отсутствует, то можно себе представить, что иногда бывает видно снаружи. Как говорится, не к столу будет сказано...

В Ижму вернулись в половине первого. Ну вот, ижемская программа, вроде бы исчерпана, можно ехать дальше. А дальше мне предстоит выйти на Печору, перебраться на пароме на ту сторону и двигать уже до Усть-Цильмы. Но прежде, чем перебираться на ту сторону, мне надо посетить два пункта – Щельяюр и Краснобор. Там должны быть деревянные церквушки. Ближайший приемлемый автобус на Щельяюр в 17:40, ещё уйма времени, можно и в столовую сходить, и всё-таки попытаться проникнуть внутрь храма.

На самом деле всё очень просто. Храм заперт, но одно из нижних окон разворочено, и в него можно легко залезть. Мальчишки местные так и лазают. Но внутри всё оказалось гораздо хуже, чем я мог предположить. Полностью отсутствует межэтажное перекрытие в трапезной. Это и понятно: крыша здесь вся как решето. Фрески активно осыпаются. В храмовой части перекрытие ещё держится, но и там уже сквозная дырка. Шестиярусный резной иконостас на втором этаже сохранился, остались даже некоторые иконы, но подняться туда нет никакой возможности, можно только увидеть некоторый фрагмент через проём в стене наверху. Короче, состояние храма более чем удручающее. Сколько может потребоваться денег для полноценного ремонта – трудно даже вообразить. Надеяться здесь можно только на очень богатого спонсора, но где ж его взять? А сейчас надо делать что-то более реальное и первоочередное. Например, передать церковь обратно на баланс Отдела культуры (всё равно в ней не служат) и устроить хотя бы временную рубероидную кровлю, чтобы, по крайней мере, остановить разрушения. Потому что уникальный памятник – пропадает!

Ну вот, теперь, кажется, совсем всё. До отъезда остаётся какая-то пара часов, можно потихоньку идти паковать вещи. Но под занавес неожиданно состоялось ещё одно приятное знакомство.

Вернувшись в дом к Тамаре Ивановне, я вдруг её застаю в обществе молодой темноволосой женщины. Женщину зовут Елена Фридриховна, и она не кто иной, как редактор газеты “Новый Север”. Той самой, где корреспондентом Володя Орлов. Про меня, естественно, уже наслышана, и мы с ней очень мило пообщались. И я в первый раз пожалел, что в этот раз не взял на Трассу гитару. Елена Фридриховна, как выяснилось, очень любит авторскую песню. Я-то думал, зачем мне лишний груз? После прошлого раза сложилось впечатление, что эти песни уже никому не нужны. Выходит, ошибался. И вскоре у меня будет ещё возможность в этом убедиться...

Итак, рюкзак упакован, готов в дальнейший путь. Попрощаться с Тамарой Ивановной, поблагодарить за всё... Но вдруг происходит нечто непостижимое. Тамара Ивановна говорит, что не я её, а она меня должна благодарить. Ёлы-палы, за что?! За то, что храмы осматривал и озвучивал какие-то свои мысли по этому поводу? Неужели здесь настолько тяжёлая ситуация с настоящими квалифицированными специалистами?..

Но могу сказать определённо одно. За все три дня пребывания в Ижме я не раз вспоминал слова артиста Зиновия Гердта, сказанные им в своё время в одной из телепередач:

“Самые лучшие люди – в провинции. А в провинции самые лучшие люди – это местная интеллигенция: музейщики, учителя...” Список, естественно, можно продолжить.

Ну что же, начало Трассы получилось, без преувеличения, ярким и впечатляющим. Теперь мой путь лежит в новые места. Интересно, что будет там...

Между Ижмой и Печорой

30–31 июля

Наша дорога идёт в направлении села Усть-Ижма. Это тупиковый пункт, сухопутная оконечность, ижемско-печорская стрелка. Мне туда не надо. Мне надо проехать по этой дороге километров 50, до села Диюр, потом направо – и ещё 6 километров, до посёлка Щельяюр. Диюр стоит на Ижме, Щельяюр – уже на Печоре. Начиная с этого момента реки идут параллельно, километрах в 6-8 друг от друга.

Щельяюр сейчас имеет статус рабочего посёлка. Можно сказать, это речные ворота Ижемского района. Здесь имеется пристань-дебаркадер, от неё вверх по течению ходит “Заря”, обслуживающая печорские деревни в пределах района, а вниз по течению должна ходить “Ракета” – через Усть-Цильму и дальше на Нарьян-Мар. Про неё-то мне и нужно сейчас узнать. Вернее, уточнить информацию.

И действительно, уточнить её стоило. Вода в Печоре сейчас сильно упала (не было дождей), поэтому в Нарьян-Мар вместо “Ракеты” ходит “Заря” (“Ракета” просто не может пройти через перекаты). Ходит по тем же дням (среда, пятница, воскресенье; обратно – четверг, суббота, понедельник), но, естественно, по времени гораздо дольше, расписание надо пересчитывать. По этим же дням ходят ещё двое судов – “Курсант” и “СТ”. Но они предназначены исключительно для перевозки машин, в Нарьян-Мар и обратно: автомобильных дорог туда пока нет.

Но здесь дороги ещё есть (и даже асфальтовые), и поэтому дорогим водным транспортом я намерен воспользоваться немного позже, когда уже не будет других вариантов. А сейчас мне осталось только подняться к церкви и сделать пару кадров. Она тут недалеко, на горке.

Вообще, Щельяюр стоит на очень красивом месте: на холмах, на берегу Печоры. Сверху открывается замечательная панорама: широкая и могучая река, большой луговой остров между речными рукавами, бескрайнее море тайги на заднем плане. Вообще, Печора – это грандиозно. В прошлом году я её видел в верхнем течении, узкую и небольшую, здесь она уже совсем другая, шириной порядка километра. Даже домики, облепившие холмы, превосходно смотрятся, хотя сами по себе ничего примечательного не представляют. Они либо ижемского типа (обшитые и покрашенные), либо безликие поселковые.

Здешняя церковь (Кирика и Улиты) была построена в первой половине 1890-х. Конструкция типовая, под обшивкой, сейчас здание сильно обезличено и выкрашено в красно-коричневый цвет. Быстренько её заснять – и делать здесь больше нечего. Надо двигать обратно в Диюр, времени уже половина восьмого.

Сейчас у меня основная проблема – ночёвка. В Усть-Цильму я собираюсь тронуться только завтра, а где буду ночевать сегодня – пока не знаю. Предполагаемых мест два: либо Диюр (там гостиница и столовая), либо Краснобор (это от Диюра километра 3-4 в сторону Усть-Ижмы, там церковь и сельсовет). В любом случае сначала надо добраться до Диюра. Это недалеко, 6 километров, но всё равно переть на себе рюкзак желания нет. Кого бы затормозить? А вон УАЗик-“козёл” идёт, вполне подходящий. Э, да это не просто УАЗик: на крыше-то “сигналка”! Цементовоз (как в том анекдоте: “яки люди, це менты”). Ёлы-палы, ну и что? Что, действительно, менты не люди что ли? Что их, автостопить нельзя? Вот возьму и попробую.

“Цементовоз” проехал немного вперёд и остановился. Из него сразу же вышел мент и встал мне поперёк пути с дубинкой наперевес. Ну, думаю, всё, сейчас арестовывать будут. И вдруг открывается ещё одна дверь, и оттуда выходит не кто иной, как радостно улыбающийся корреспондент Володя Орлов! Вот эта встреча! А он, оказывается, просто поехал в милицейский рейд, делать свой очередной репортаж. Ну что, не будут, значит, меня сегодня арестовывать?

Короче, нашлось в машине место и для меня, и для рюкзака. По дороге я вкратце рассказал милиционерам, кто такой и что здесь делаю. Не знаю, удалось ли мне их “пробить”, но меня подвезли прямо к служебному входу столовой, один из них туда зашёл, переговорил с кем-то пару минут, после чего вышла девушка, молодая и симпатичная, и любезно пригласила меня зайти и для начала отужинать.

Отужинать – это очень хорошо, на Трассе с этим всегда проблема. Но что там всё-таки насчёт гостиницы? А она, оказывается, прямо здесь, в этом же домике, пара комнат на втором этаже. Это, собственно, не совсем гостиница, просто здесь в Диюре есть фирма ООО “Изьва-Диюр” (строительство, пиломатериалы и пр.), и эти комнатки они держат на случай приезда их начальников-хозяев. Столовая, кстати, тоже от этой фирмы. А комнаты сейчас не заняты, и меня могут туда пустить – 300 рублей за ночь. Сумма, в принципе, не такая уж большая, и денег у меня с запасом, но во-первых, это западло (в таких местах неужели не найду что-нибудь ещё?), а во-вторых – просто примитивно, никакого тебе творчества. За этим что ли сюда приехал? Но всё же этот вариант надо иметь в виду – как запасной.

А сейчас время ещё не слишком позднее, половина девятого, надо бы добраться в следующий пункт, в Краснобор. В Диюре всё равно смотреть нечего. Здесь вдоль дороги как на подбор – сплошь будто бы дачные домики, все одинаковые (видимо, продукция этого ООО).

Автобус только через час, но здесь, у столовой, хорошая автостопная позиция. Столовая стоит прямо у дороги и предназначена, естественно, в первую очередь для проезжающих шофёров. И действительно, долго ждать не пришлось. Огромный КАМаз с прицепом и двое ребят за рулём – Василий и Иван, устьцилёмы. Возвращаются из рейса. Домчали меня в считанные минуты.

Краснобор – длинное-длинное село, километров на 5 вытянутое вдоль дороги. Стоит оно на ижемском шаре – так в этих местах называют удалённую малую протоку. Ребята меня высадили в центре, где сельсовет, магазин, автобусная остановка и немного в глубине деревянная церковь Вознесения Христова. Она поздняя, как и все прочие (других здесь не осталось), 1878 года постройки, тоже обезглавленная, но не столь обезличенная, как в Щельяюре, несмотря на стандартную конструкцию. Пятигранный алтарь, выдающийся по высоте основной четверик, перекрытый на четыре ската, трапезная, крыльцо с широким сходом. Возле церкви растёт много лиственниц, такая небольшая рощица. Снимать уже темно, теперь только завтра утром, а сейчас надо как-то определяться с ночёвкой, времени уже десятый час.

Схема стандартная: найти председателя сельсовета и показать “ксиву”. Мои сыктывкарские мужики мне её уже третий год делают – им это ничего не стоит. Некая официальная бумага, удостоверяющая, что я здесь занимаюсь фотофиксацией памятников. И просьба оказывать мне всякое содействие. Текст из года в год один и тот же, меняются только названия районов.

Но в этот раз, похоже, облом. Председательша, оказывается, живёт не здесь, а в Диюре. Вариант отпал. Ну и правильно! Сколько можно эксплуатировать стандартные схемы? Обзавёлся, понимаешь ли, ксивой... Вот только время уже позднее...

Запасной вариант – клуб. Может, пустят? Вопрос очевидный: где живёт директор?

Директор живёт на краю села, это я узнал быстро. Но мне здесь впервые открылся один важный момент: надо знать, кому задавать подобные вопросы. У меня выбор был невелик (час всё-таки поздний, все по домам), а на автобусной остановке тусовались молодые ребята. Ну, я у них и спросил, хотя было очевидно, что они уже слегка “навеселе”. А сценарий в этом случае может развиваться примерно так, как это было со мной: “А зачем тебе директор клуба?.. Переночевать? В клубе?.. А давай я тебя отведу к своему брату, у него и заночуешь”. И куда тебя приведут – неизвестно. Всякое может быть. И ведь не отвертишься... Впрочем, в этот раз сложилось всё нормально, хотя первое впечатление было совершенно обратное.

Парня зовут Лёха, а брата, к которому он меня повёл – Олег. Живёт он тут рядом, в двухэтажном деревянном многоквартирном доме. Первая мысль, как я переступил порог: “Ёлы-палы, куда я попал?!” Не скажу – бомжатник, но... Так могут жить беженцы. Или переселенцы. Обстановка примерно такая, как в рабочей казарме. И облик хозяина мне поначалу показался, мягко говоря, несколько сомнительным (возможно, из-за короткой стрижки). Однако очень скоро стало ясно, что первые впечатления могут быть сильно обманчивыми.

Олег, хозяин, оказался человеком спокойным и рассудительным. Ему 32 года, он старший из четырёх братьев. Живёт здесь с семьёй – жена и четыре дочки: старшей лет 9, младшей около года. Кроме того, недавно женился их с Лёхой третий брат, Андрей, и Олег пустил его с молодой женой к себе в квартиру, в одну из комнат. В той комнате, кстати, всё вполне прилично: диван, ковёр на стене, телевизор. Сам же Олег с семейством обретается во второй комнате, заставленной исключительно кроватями. Причём кроватей четыре, а их шестеро, так что приходится спать и по двое на одной – в общем, условия ещё те... Но мне он местечко выделить обещал: одна из дочек сейчас у бабушки.

А вообще-то он строит себе дом. Здесь неподалёку, на горе. Утром он меня туда сводил, показал. Дом, собственно, уже стоит – сруб под крышей. Осталось устройство внутренних помещений. А квартиру он собирается передать Андрею.

Короче, вариант ночёвки оказался не таким уж напряжённым. Был только один момент. Лёха, который меня сюда привёл, всё время проявлял какую-то нарочитую активность. Чувствовалось, что он к чему-то клонит, и к чему-то вполне определённому. Так оно и оказалось. В конце концов, он просто взял и напрямую попросил у меня 50 рублей. Это здесь местная цена за флакон некоей жидкости. Я даже потом этикетку отлепил, взял с собой. На этикетке значится: “Русский север. Женьшень-1. Средство для ванн. Предназначено для ухода за кожей лица и тела. 250 мл, 88% этилового спирта”. И дело здесь, разумеется, не в деньгах. Просто одним флаконом в таких случаях дело обычно не ограничивается. А там события могут начать развиваться совершенно непредсказуемо...

На второй флакон я всё-таки не дал, и Лёха, обиженный, ушёл. А мы с Олегом до позднего часа сидели у него на кухне, и он мне долго-долго рассказывал – и о себе, и о своих родных, и о селе Краснобор.

Олег – потомственный оленевод. Предки его были людьми зажиточными, у прадеда, например, было 5 тысяч голов оленей. За это его и раскулачили в годы коллективизации. Сам Олег тоже долгое время кочевал по тундре, пас оленей, а сейчас работает здесь, в селе, сторожем в клубе. И это, можно сказать, удачный вариант: работы на селе нет. Совхоз ликвидировали год назад, ЖКХ – банкрот. А в прежние времена жизнь здесь кипела: работали заводы – кожевенный, кирпичный, было налаженное производство, сейчас уже от них ничего не осталось. Олег меня потом провёл по селу, показал, где что было. От былого величия осталась только пара старых амбаров – длинные складские помещения. Часовня ещё была в селе, неподалёку от автобусной остановки, сейчас остались только деревянные столбики от её фундамента.

Дома здесь (те, которые старые) уже знакомого ижемского типа, но Олег показал мне один дом, поставленный довольно необычным образом: на пнях. Дело в том, что на том месте, которое сейчас занимает село, раньше сплошь росли лиственницы – вплоть до речки (те, что сохранилось у церкви – это остатки). Потом эти лиственницы, естественно, пошли на дома, а один мужик просто использовал пни от спиленных деревьев в качестве фундамента. Этих пней сейчас, естественно, уже не видно: дом построен давно, всё вросло в землю, но интересен сам факт.

Утром мы с Олегом прошлись по селу ещё раз, только уже с фотоаппаратами. Сводил он меня к одному дедушке, Кириллу Захаровичу. “Тебе, – говорит, – наверное, интересно будет с ним поговорить, ему 85 лет, он многое помнит”. Мне было интересно узнать прежде всего про церковь. По словам Кирилла Захаровича, церковь была одноглавая, с металлическим золочёным крестом. И ещё была колокольня, отдельно стоящая. Церковь закрыли в 1929 году, тогда же сняли и главу с крестом. Колокольню разобрали после 1939 года.

Ну вот, с Краснобором, собственно, всё. Можно двигаться дальше, на Усть-Цильму. Автобус из Ираёля проходит здесь, по моим подсчётам, около часа дня, но мне сказали, что он тут обычно не останавливается. Зато всегда останавливаются на обед у столовой в Диюре. Поэтому есть прямой смысл туда вернуться: во-первых, для пущей гарантии, во-вторых, пообедать самому. И автобус туда есть подходящий, в половине 12-го. Пять минут – и я уже там.

Устьцилемский автобус подошёл к столовой, как я и рассчитывал: без пяти час. Следом подошла “Газель” на Пижму, до Замежной, за ней ещё один устьцилемский автобус. Минут 40 постояли, потом двинулись дальше.

Краснобор действительно проскочили без остановки. Следующая деревня – Вертеп, но мы туда не едем: дорога раздваивается, левая ветка пошла через деревни до Усть-Ижмы, а мы идём по правой, основной. Минут через 7 правый поворот, ещё примерно столько же, и мы выезжаем на Печору, к большой паромной переправе под названием “Кабель”. Ещё минут 40 – и мы уже на правом берегу. Потом ещё километров 50 пыльной грунтовки с несколькими отворотами на нефтевышки и обильным иван-чаем вдоль обочин – и мы Т-образно вливаемся в асфальтовую дорогу, идущую непосредственно вдоль Печоры и связывающую воедино всю цепочку устьцилемских деревень. Налево – единственная деревня Гарево, всё остальное направо: Карпушовка, и дальше они идут непосредственно друг за другом – Коровий Ручей, Чукчино (она уже официально входит в состав Усть-Цильмы) и, наконец, собственно Усть-Цильма. Большое и длинное село, расположенное на склоне правого берега реки Печоры. Долго едем по основной Советской улице, в центре сворачиваем вправо и забираемся в гору. Там на небольшой площади с памятным знаком конечная автобусная остановка, называемая “Новый квартал”. Ну вот и свершилось. Добрался я, наконец, до того места, куда мечтал попасть уже 15 лет...

А Усть-Цильма открывается не сразу...

31 июля – 1 августа

День первый

Здесь уже русский район. Административно он относится к Республике Коми, но коми языка здесь уже не понимают. Было время, когда он входил в Архангельскую область, и это было более естественно. Однако по своей сути Усть-Цилемский район – это нечто совершенно особенное, независимо от административной принадлежности. И связано это прежде всего с историей этих мест, историей давней и не совсем обычной.

Усть-Цильма – село очень старое и одно из самых известных среди историков, этнографов, фольклористов, занимающихся Русским Севером. Отсчёт его истории начинается с 1542 года, когда здесь поселился новгородский уроженец Ивашка Дмитриев Ластка со товарищем Власком. В те времена шло активное освоение новых северных земель, людей привлекало их обильное богатство, главным образом “мягкая рухлядь” – пушнина, важнейший валютный товар. Путь в эти места к тому времени был уже известен: с нижней Мезени вверх по речкам Пёзе и Рочуге, волоком в речку Чирку и далее вниз по Чирке и Цильме к Печоре. В 1499 году именно так прошло московское войско, зарубившее в низовьях Печоры город Пустозерск. Этим же путём спустя почти полвека прошёл и Ивашка Ластка. Спустившись к устью Цильмы и обосновавшись на противоположном холмистом берегу Печоры, он потом ходил в Москву и бил челом государю Ивану Грозному, желая высочайше утвердить за собой обладание здешними богатыми промыслами. И была ему пожалована царская грамота, закрепляющая за ним право пользования обширнейшими угодьями по рекам Печоре, Цильме, Пижме, Ижме, дабы “слободу копити да людей созывати”.

Поначалу население Усть-Цильмы прибывало медленно. Однако на рубеже XVII-XVIII веков возник мощный миграционный поток в Печорский край, связанный с расколом церкви и появлением старообрядчества. Поборники древлеправославной веры, спасаясь от преследования, уходили всё дальше и дальше, в таёжную глушь, по северным рекам и их притокам, через волоки. Большая их часть осела на Мезени, Пёзе, Цильме, Пижме. А Усть-Цилемская слободка начала постепенно становиться центром старообрядчества на всей нижней Печоре. И этот массовый приток носителей старой веры со своими вековыми устоями, в сочетании с духом новгородской вольницы, привнесённом сюда с первыми поселенцами, а также удалённость и труднодоступность края – всё это способствовало формированию особого менталитета и неповторимой самобытности группы населения с названием “устьцилёмы”. В известной степени их даже можно противопоставить основному, “русскому” населению. До недавнего времени здесь была, можно сказать, живая старина, люди ходили по улицам в народных одеждах. Здесь настоящее раздолье для собирателей фольклора. Материала такое количество, что для некоторых “изысканных” фольклористов (привыкших выискивать “жемчужины” по разным отдалённым уголкам) это уже и неинтересно. Здесь этих “жемчужин” обильная россыпь. И каждый год 7-го и 12-го июля (соответственно, Иванов и Петров день) в Усть-Цильме бывает большой праздник – “горка”, праздник истинно народный, идущий из глубины веков. Гуляет всё село, люди одеваются в народные костюмы, поют свои старинные песни, водят хороводы, устраивают игры. А в ночь с 11 на 12 июля – так называемая “петровщина”: все варят пшённую кашу и угощают друг друга. А происходит это действо традиционно на берегу Печоры, на кострах, гуляют всю ночь.

Про устьцилемскую горку и про само село я впервые услышал от своих сыктывкарских друзей. Серёга, Шеф, работал в этом районе сельским учителем. Степановна вообще диссертацию защищала по песенно-игровому фольклору Усть-Цилемского района. Но она мне среди прочего сказала такую вещь, что за последние 10-20 лет здесь многое изменилось. Разумеется, не в лучшую сторону. В силу своего древлеправославного уклада Усть-Цильма оказалась в определённой степени устойчивой к разрушительным процессам нового времени. Однако с каждым годом их воздействие проявляется всё сильнее и сильнее. Та же горка: если раньше она была органичным элементом жизни, то сейчас она больше стала походить на “праздник по сценарию”. Просто так уже не живут. Традиционная культура уходит вместе с её носителями. Даже сейчас, пока ехал, беглого взгляда из окна автобуса было достаточно, чтобы оценить, что нынешняя Усть-Цильма больше похожа на современный посёлок, чем на старинное село. Старина тут, разумеется, есть, но она, судя по всему, сокрыта. Меня интересует не столько что-либо конкретное, сколько хочется ощутить сам дух Усть-Цильмы, её сущность. А для этого надо бы здесь побыть подольше. По крайней мере, дня два. Обязательно посетить местный музей, а ещё ребята очень советовали дойти до деревни Гарево.

Но для начала необходимо как-то обустроиться. Есть несколько “зацепок”. Первая из них – Абдулаев Анатолий Абдулаевич. Когда Шеф работал в бугаевской школе, он там был директором. Потом его пригласили работать в РОНО, и он директором сделал Шефа. Степановна, уже в поезде, назвала мне некоего Игоря (без фамилии и без адреса), это её хороший знакомый, работает в музее. Ещё здесь в деревне Карпушовке живёт её родственник, Владимир Иванович Торопов, двоюродный брат её мамы. Но это далеко и неудобно. Так что начать, видимо, следует с Анатолия Абдулаевича. Адреса у меня нет, но Шеф сказал, что его тут знают все.

Действительно, похоже, что так оно и есть. Где он живёт, мне показали очень быстро. Это здесь, недалеко от остановки, в новом квартале, надо только немного подняться. Вот он, современный жилой квартальчик, многоквартирные дома, двух-трёхэтажные, кирпичные и панельные. В одном из них на втором этаже и живёт Анатолий Абдулаевич.

Дверь открыл парнишка лет 15-ти – видимо, сын. “А его сейчас нет, он в Сыктывкаре. Скоро должен вернуться”. Ну, “скоро” – это в данном случае не раньше, чем завтра. Сегодняшний автобус от поезда уже прибыл, я сам в нём ехал. А это означает, что вариант пролетел. Надо искать что-то другое.

Какие ещё есть варианты? Дойти до музея, спросить Игоря? Видимо, придётся. Гостиница? Она, кстати, здесь поблизости. Но для такого места, как Усть-Цильма, это было бы даже неестественно. Только как самый крайний вариант. Есть ещё районная администрация, кирпичное здание прямо у остановки. Можно попробовать поработать ксивой. Сегодня, правда, суббота, день нерабочий, но может там сейчас кто и есть.

В музее суббота – выходной. Завтра должен работать, но сейчас там один сторож. И встретил он меня не слишком любезно. “Кто такой, чего надо? Никого нет, сегодня выходной”. Однако кое-что я от него всё-таки узнал. Игорь – это Игорь Николаевич Поздеев, живёт где-то в новом квартале, точный адрес неизвестен. Что ж, пространство поиска уже существенно сузилось.

В районной администрации дело пошло веселее. Там сейчас только дежурный на вахте, Михаил Иванович. Сначала он, что называется, проявил бдительность: ксивы показалось мало, попросил предъявить ещё и паспорт. Но потом мы с ним нормально пообщались, он меня напоил чаем и сообщил важную информацию. Оказывается, вниз по Печоре кроме “Ракеты” (“Зари”) здесь ещё ходит местный кораблик под названием “Хабаровск”: по понедельникам и четвергам, в 9 часов утра, до Ёрмицы (крайний сельсовет на территории Коми). Это очень кстати: если сегодня-завтра я здесь, то послезавтра как раз понедельник, и можно будет на нём уйти. Дорога тут, судя по карте, идёт только до Хабарихи (50 километров от Усть-Цильмы), а дальше только рекой. Кстати, интересный нюанс: кораблик этот принадлежит не пароходству, а АТП – автотранспортному предприятию (т. е. приравнивается к автобусу, только цена гораздо выше). Тут же у Михаила Ивановича висит расписание “Ракеты” с указанием километража и цен. Гм, да... О таких вещах надо знать заранее. Цены какие-то совершенно запредельные. От Щельяюра до Нарьян-Мара 385 километров, билет стоит 2430 рублей. Я потом подсчитал: это получается в пересчёте на километр дороже самолёта! От Нарьян-Мара до Архангельска самолёт стоит 5-90 за километр, а щельяюрская “Ракета” – 6-20. “Хабаровск” вроде бы подешевле. Ещё Михаил Иванович сказал, что АТП недавно приобрело ещё одно пассажирское судно – “Светлояр”, и в ближайшие дни его должны запустить в рейсы. Только когда это произойдёт, никто не знает. Надо в понедельник звонить в АТП, узнавать.

Прозвонился Михаил Иванович и Игорю Поздееву. Того нет дома, куда-то они уехали, кажется, за ягодами. И завтра его отловить в музее тоже не удастся: взял отгул. Да, не совсем удачно я сюда попал: на субботу-воскресенье. Но уж тут, как говорится, выбирать не приходится...

В гостинице самый дешёвый номер стоит 200 рублей. Для Коми эта цена, можно сказать, средняя, но в прошлом году по Пермской области 100 рублей – это был для меня самый дорогой вариант. Дежурный – молодой человек по имени Василий, флегматичный и малоконтактный. На мои вопросы в основном отвечал: “А я не знаю”. Разговора завязать не удалось. Однако позволил мне до принятия окончательного решения о поселении оставить вещи в предполагаемом номере. Я пока не теряю надежды: может ещё Игорь объявится. Михаил Иванович сказал его домашним, чтобы он позвонил мне в гостиницу. А сейчас времени ещё только половина шестого, предупредить Василия про возможный звонок и пойти прогуляться по селу с фотоаппаратами. Совершить, так сказать, ознакомительный осмотр.

Впечатление после этого осмотра существенно не изменилось: Усть-Цильма сейчас – это современное село с некоторыми фрагментами старины. Сосредоточена эта старина главным образом на центральной Советской улице. Там стоит немало добротных вековых домов, в основном ижемского типа. Впрочем, говорить так не совсем правильно: на самом деле этот тип жилища пришёл не с Ижмы на Печору, а с Печоры на Ижму. Но некоторые отличия есть. На фронтоне, например, вместо двух симметричных окошек иногда делают просто продухи, ещё там бывают две выносные консоли, назначение которых мне пока непонятно. Встречаются и дома “кошелем”, видел один дом с оленьими рогами наверху. Интересно, что на многих старинных домах вывешены таблички с именами хозяев. Например, так:

Чупров
Василий Андронович
Чупров
Андрон Прович

Если это дом ветерана, то он ещё отмечен красной звездой.

Есть в Усть-Цильме и несколько деревянных домов совершенно особенных. Один из них стоит на Советской улице, в том месте, куда спускаешься от гостиницы. Называется “Дом пионеров”. Трёхэтажный, с объёмным фасадом и пологой крышей, изогнутой у своего основания. Построен “под камень”: обшит, покрашен (преимущественно в голубой тон), с кронштейнами под карнизом и большим эркером по центру фасада на втором этаже. Ещё один интересный дом – тоже на Советской, только ближе к северной окраине села (дом № 174). Изначально это типичный обшитый двухэтажный пятистенок, но хозяин его очень здорово украсил пышными разноцветными резными узорами – вокруг окон и по линиям членения дома. Вернее сказать, один из хозяев: такая красивая только одна половина дома (правая). Левая половина просто выкрашена в голубой цвет.

Ещё чуть подальше по той же Советской улице стоит молельный дом здешней Поморской старообрядческой общины. Внешне он выглядит как традиционная двухэтажная изба с вышкой-мезонином, только сверху надстроена небольшая башенка-звонница, увенчанная восьмиконечным крестом. Стоит он за глухим забором с калиткой, возле которой вывешены правила поведения на богослужениях. Правила довольно жёсткие, одно из них, например, гласит, что службы здесь можно посещать не кому угодно, а только по благословению.

Были раньше в селе и два деревянных храма – обыкновенный православный и единоверческий. Один из них стоял ещё до недавнего времени (опустошённый), но в конце концов был разобран за ветхостью...

В 1992 году Усть-Цильме исполнилось 450 лет, и был по этому поводу установлен памятный знак – наверху, на конечной автобусной остановке, у нового квартала. Композиция с гербом Усть-Цильмы и тремя деревянными резными столбиками: центральный – с изображением Николая Чудотворца, крайние – с мужской и женской фигурами в народных костюмах. А от этого памятного знака, сверху, хорошо виден противоположный берег Печоры, низкий и лесистый. И устье речки Цильмы, вдоль которой где-то там должен идти старый тракт на Мезень, в село Койнас. А чуть выше по Печоре, километрах в четырёх от устья Цильмы, устье речки Пижмы. Можно даже визуально вычислить, где оно должно быть. Это, кстати, ещё один путь на Мезень, водный, по двум Пижмам, печорской и мезенской, в своих верховьях они друг от друга совсем близко. Только небольшой волок через водораздел. На Севере часто таким речкам давались одинаковые имена. К слову сказать, за те два дня, что я был в Усть-Цильме, мне не раз говорили, что за настоящей стариной надо ехать на Пижму. Добраться туда, в принципе, можно – на той же замежной “Газели”. Но деревень там немало, и если уж туда ехать, то надо это делать основательно, дня на 3-4. А это сейчас плохо укладывается в мои временные расклады...

И я что-то никак не могу определиться с дальнейшим передвижением. Направление-то однозначное, вниз по Печоре, но в каких деревнях тормозиться? Их там много. Может Игорь Поздеев что подскажет? Надо бы всё-таки постараться его отловить.

В гостиницу мне так никто и не звонил. Его телефон по-прежнему не отвечает. Может быть, это... по принципу “если гора не идёт к Магомету...” А что, хоть адреса и не знаю, но есть район поиска и некоторый опыт двухлетней давности: я тогда в Лешуконском примерно так же разыскивал свою старую знакомую... Оставить ему хотя бы записку.

Технология простая: идёшь в новый квартал и спрашиваешь всех подряд: “Игорь Поздеев, работает в музее”. И кто-нибудь вдруг да и подскажет примерное направление. А чем ближе к цели, тем и наводки точнее. Так в конце концов добрался и до его квартиры.

Время уже не раннее, но дома никого нет. Подождал минут 40 для очистки совести, потом сунул в дверь записку с поклоном от Степановны и кратким объяснением своей ситуации. И что делать, нет других вариантов ночёвки, кроме гостиницы. Во всяком случае, на эту ночь. Но зато в гостинице есть душ и горячая вода. А помыться-постираться для меня сейчас было бы очень кстати. Не знаю, будет ли ещё на этой Трассе столь благоприятная возможность...

День второй

Музей открывается в 10 часов. Автобус на Гарево должен быть в 12:30. В самый раз.

В гостинице дежурного Василия утром сменила Людмила, молодая и симпатичная, но тоже не шибко разговорчивая. Расчётное время 12 часов, продлеваться я пока не стал, вещи с позволения Людмилы оставил в номере.

Устьцилемский историко-мемориальный музей расположен по соседству с Домом культуры, на Народной поляне, той самой, где проходят знаменитые устьцилемские горки. С конца 70-х музей неразрывно связан с именем Андрея Владимировича Журавского, русского учёного-исследователя начала XX века, основателя Печорской сельскохозяйственной опытной станции. Станция находилась неподалёку от Усть-Цильмы, между деревнями Карпушовка и Гарево, там же стоял и дом А. В. Журавского; дом этот в 1978 году был перевезён в Усть-Цильму, и с тех пор в нём располагается музей. Дом интересен и сам по себе: большой, двухэтажный, с обилием окон. Он явно не деревенского типа, скорее городской, однако выполнен без особых излишеств. Две небольшие будочки-светёлки по разным фасадам, простенький балкончик, над входом веранда с витражными стёклами. Ближе к вечеру надо будет его заснять, когда солнце станет с нужной стороны.

Работница музея, молодая женщина по имени Мария Петровна, приняла меня очень любезно. Её дочка провела меня по залам. Я сегодня, похоже, первый посетитель.

Пара залов посвящена самому А. В. Журавскому: мемориальный рабочий кабинет и экспозиция, рассказывающая о его жизни и деятельности. На Печоре он появился в 1902 году и с тех пор начал систематически изучать здешние края: природу, историю, быт. В 1905 году учреждается Усть-Цилемская зоологическая станция во главе с Журавским, на базе которой через год открывается Печорская естественно-историческая станция – первое научное учреждение Российской Академии наук на всём Севере. А в 1911 году на её базе открывается Печорская сельскохозяйственная опытная станция. Основная цель её деятельности – исследование возможностей и перспектив развития сельского хозяйства в условиях крайнего севера. Возникает ряд опорных пунктов по разным точкам, на полях под руководством Журавского проводятся опыты со многими сельскохозяйственными культурами, ведётся работа по выведению специальных морозоустойчивых сортов. И вывод, сделанный Журавским на основе своих исследований, был однозначным: сельское хозяйство в условиях крайнего севера вполне способно существовать и быть рентабельным. Мне только осталось не совсем понятным вот что: а где они сейчас, плоды его трудов? Почему все твердят о том, что сельское хозяйство на Севере – отрасль убыточная и может существовать только на дотации? Почему везде разваливаются колхозы и совхозы, а там, где они ещё остались, мужики годами не получают зарплату? Что же, всё было напрасно – поиски, исследования, годы работы?..

Годы эти, надо сказать, были не такими уж долгими. В 1914 году на веранде собственного дома А. В. Журавский был убит делопроизводителем станции. И станция после этого работать перестаёт, проводит лишь метеорологические наблюдения, а к концу 1918 года полностью прекращает свою деятельность. В 1924 году она была возобновлена, но работала уже, насколько я смог понять, в вялотекущем режиме. Сейчас в посёлке Журавский, где находилась станция, устроен интернат для инвалидов.

Часть музейной экспозиции посвящена старообрядчеству в Печорском крае. Представлены коллекции древлеправославных рукописных и печатных книг, икон, рассказывается об истории старообрядчества, приводятся интересные документы. Мне запомнилась история Великопоженского скита, возникшего в начале XVIII века на Пижме, на Великих Пожнях (лугах). Название это мне уже доводилось слышать. В позапрошлом году, когда я ходил по Мезени, про Великопоженский скит мне рассказывали в селе Вожгоре. Место, правда, называли совсем не то: получалось, что он находился на другой Пижме, мезенской, вернее даже не на самой Пижме, а на её притоке, речке Четлас. Впрочем, не исключено, что на Четласе тоже мог существовать старообрядческий скит: место глухое и далёкое, вполне подходящее.

Однако как бы далеко ни уходили старообрядцы, от преследования это спасало не всегда. Так, в декабре 1743 года по доносу одного из местных крестьян в Великопоженский скит прибыл отряд солдат во главе с офицером – для вразумления раскольников. Отряд действовал грубо, и жители скита, не желая поддаваться противникам своей веры, затворились в молельной и подожгли себя. Вот как рассказывается об этом событии в “Повести о самосожжении в Мезенском уезде в 1743-1744 гг.”, список которой был найден на Пижме в середине XX века.

“Оного декабря 7 числа в половину дня, зажегшись собою, згорели, всего мужска и женска пола с малолетними детьми семьдесят пять человек. А как зажглись, то великой учинился меж ими крик и визг”.

После “великопоженского самосожжения” скит был возобновлён и просуществовал до середины XIX века. Сейчас на этом месте стоит деревня Скитская.

Ну что же, с музеем я, кажется, уложился в расчётные сроки. А вот с Гарево вышла неожиданная проблема: сегодня воскресенье, а воскресенье здесь у автобусов выходной. Они сегодня вообще никуда не ходят. Только в Ираёль, к станции. До Гарево 11 километров, вариант один: трогаться пешком и автостопить всё, что едет по пути.

С автостопом сегодня тоже туговато. Только один раз меня подобрали, в Чукчино, провезли около километра, в пределах деревни. А так пешком, 10 километров, по жёсткому асфальту, да ещё солнце сверху печёт. Как-то тяжело сегодня всё это переносится... До Гарево дошёл – уже и смотреть ничего не хочется. Но надо.

Деревня Гарево расположена на берегу Печоры, на холмах, у ручья. Интересно она в эти холмы вписана, есть причудливые уголки. Вернее сказать, эти уголки, должно быть, очень живописно выглядели лет десять назад. А сейчас даже и снимать нечего: те дома, которые самые интересные, старые, уже никакого вида не имеют – заколоченные и неприглядные. Пожалуй, стоит заснять деревенское кладбище: могильные кресты там примечательные, характерные для здешних мест. Невысокие, деревянные, восьмиконечные, покрытые двускатной кровлей с прорезкой по нижнему краю, наверху цельнотёсанный охлупень с выступающими обработанными окончаниями. Кроме крестов есть и другой вариант: под такой же двускатной кровлей с охлупнем, только не крест, а просто столбик прямоугольного сечения.

Ну вот, времени четвёртый час, можно двигать обратно. Заснять Печору у въезда в деревню (точку я уже заприметил) – и для начала в Карпушовку, к Торопову Владимиру Ивановичу, передать поклон от Степановны. Дом его я нашёл ещё на пути туда, только его самого не застал.

На обратном пути с транспортом было гораздо легче. Только отошёл от деревни, догоняет легковушка. Мужик едет как раз до Карпушовки, забирать жену с работы. Всю дорогу мне сетовал на нынешнюю действительность. Это всё понятно. Колхозы-совхозы везде развалили, сказали: пусть каждый занимается личным хозяйством. А что имеешь с личного хозяйства? Молоко не принимают, что с ним делать – непонятно. Мясо вроде бы принимают, но они тут попробовали его сдать – так деньги удалось выцарапать только через полгода, и то “через своих”. Нефть – это отдельная история, слышу её уже не в первый раз. Действительно, здесь её качают очень активно. Но население по-прежнему сидит без работы. Кроме того, местные районы с этой нефти ничего не имеют. Отчисляются какие-то символические 2 процента, которых никто и не видит. А так все деньги идут хозяевам нефтевышек, московским мафиози. А, к примеру, в том же Кувейте, живущем исключительно за счёт экспорта нефти, народ пребывает в полном достатке, никакой нужды не знает. На каждого новорожденного открывается в банке счёт на 3 тысячи долларов. А у нас... Да что там говорить, все и так всё знают. Я тут читал творчество автостопщиков: в начале 2000 года, зимой, они ездили в Нарьян-Мар, проезжали и через буровые. На тот момент, как они пишут, все те буровые были проданы иностранцам (американцам, португальцам, англичанам и пр.) Мне же здесь объяснили, что это всё уже в прошлом: иностранные инвесторы отказались от участия в здешних нефтепромыслах, при таких масштабах воровства им это стало просто невыгодно.

Владимира Ивановича в Карпушовке на этот раз застал. Он мне тоже рассказал кое-что интересное. Например, о происхождении некоторых устьцилемских фамилий. Иногда их давали по тому месту, откуда человек пришёл. А так как первое время приходили сюда в основном с Новгородчины, то и фамилии соответствующие: Осташовы – с Осташкова, Тороповы – с Торопца... Природные стихии здесь случаются время от времени. Недавно, например, смерч прошёл. Наводнения весной – это регулярно. Некоторые печорские деревни затапливало так часто и так основательно, что они в конце концов прекратили своё существование. Люди просто съехали в другие места. Владимир Иванович и сам переехал в Карпушовку из такой деревни. Росвино она называлась, стояла на берегу Печоры у самого полярного круга... Ещё по здешней округе очень много стоянок первобытных. По словам Владимира Ивановича, древние орудия труда лежат просто так. Про это, кстати, мне ещё Олег рассказывал в Красноборе, у них там тоже встречается нечто подобное. Про кости мамонтов вообще говорить не приходится, здесь это обычное, рядовое явление, особенно по весне.

Напоил меня Владимир Иванович чаем, идти стало веселее. Долго идти, впрочем, опять не пришлось. Вскоре появился попутный микроавтобус, который подбирал, похоже, всех подряд. Водитель общительный и жизнерадостный, зовут тоже Владимир Иванович, только Чуркин, сам с Ухты, с геологоразведки. Специально подвёз меня прямо к дому Журавского (единственное, что мне осталось отснять). И всё допытывался: ну вот что такое подвигает меня на такие поездки? Зачем мне это, что я ищу? Попытался ему это объяснить, но мне это, похоже, плохо удалось. Однако чем-то я его, видимо, зацепил, на прощание он мне оставил номер своего мобильного, на случай, если вдруг буду в Ухте.

Ну вот, дом Журавского отснят, устьцилемская программа, можно сказать, исчерпана. Времени половина седьмого, сегодня переночевать, а утром на пароход. Для начала, видимо, в Бугаево, а дальше видно будет. Пока что информация о тех деревнях, что ниже Усть-Цильмы только отрицательного плана. И Серёга-Шеф, и Степановна, уверяли меня, что из интересных построек там уже ничего не осталось. Но мне в это пока не слишком верится: всё-таки это не проезжая магистраль, а бездорожная Печора. В Бугаево, во всяком случае, надо будет остановиться обязательно: на предстоящем пути это единственное место, где в атласе Коми числится деревянная церковь. Кроме того, там учительствовал Шеф, а это значит, что у меня там не должно быть никаких проблем. Одна конкретная зацепочка, во всяком случае, имеется: его бывшая соседка по дому Чупрова Любовь Валентиновна.

В гостинице о мою душу так никто и не звонил. Что же, ещё 200 рублей за ночь? А может быть, Абдулаич сегодня вернулся? Сходить, проверить, хуже не будет...

Дверь у них в этот раз вообще открыта: проветривается квартира. На звонок вышла женщина средних лет, судя по всему – хозяйка. Да, действительно, Анатолий Абдулаевич сегодня вернулся. Но уже ушёл. И сегодня, скорей всего, уже не появится...

Ситуация оказалась несколько специфичной: они в разводе. Хозяйку зовут Татьяна, женщина она простая и общительная, тут же вызвонила Анатолия, и мы с ним пообщались по телефону. Передал ему привет от Шефа, чему он очень обрадовался, а узнав, что я направляюсь в Бугаево, сам предложил: “Хотите, я позвоню директору школы, вас примут”. Вообще, это бы не помешало. Хоть одна зацепка там и есть, но опыт показывает, что чем их больше, тем лучше. С сегодняшней ночёвкой вопрос тоже решился быстро. “Хотите, – говорит, – можете переночевать тут, на квартире”. Сказал после этого пару слов Татьяне – никаких проблем: “Пожалуйста, ночуйте, места много”. Что ж, бегом в гостиницу, паковать вещи.

Пока паковался, слышу – телефонный звонок. Неужели? Точно, это меня. Игорь. А он, оказывается, эти дни был занят на стройке, только сейчас вернулся. Времени уже 8 часов, встретиться вряд ли получится, пришлось и здесь ограничиваться телефонным общением. Вот ведь как: всё наладилось только к концу второго дня. А завтра утром уже съезжать. Такая вот она, Усть-Цильма, открывается не сразу...

Остаток вечера прошёл очень уютно и душевно. Татьяна из той замечательной категории людей, с кем достаточно пообщаться всего пять минут – и уже как будто давние знакомые. В отличие от Анатолия, она местная, устьцилёмка, работает в центре художественных ремёсел. В данный момент у неё надомная работа, так что она одновременно разговаривает со мной, смотрит телевизор и что-то там вяжет на спицах. У них с Анатолием кроме сына Андрея, старшеклассника, есть ещё старшая дочка Юля, сейчас замужем, учится в Сыктывкаре, а на лето подрядилась поработать проводницей в поезде. И ночевал я, судя по всему, именно на её месте. Бывшая детская, двухъярусная кровать, верхний ярус. А стенка у спального места оформлена просто потрясающе: она вся в стихах, и исключительно про любовь. Что же, стало быть, Усть-Цильма провожает меня с любовью? Впрочем, почему бы и нет? Для таких мест это, наверное, вполне естественно...

Остров Бугаево

2–3 августа

Река Печора у села Усть-Цильма делает генеральный поворот направо на 90 градусов, после чего течёт строго на север. Катерок “Хабаровск” отчалил ровно в 9 утра. По цене он раза в два дешевле “Зари”, но и скорость у него в два раза медленнее. От Усть-Цильмы до Бугаево 80 километров – идти почти 5 часов.

Печора в этих местах – река уже достаточно мощная, на плёсах в ширину может достигать полутора километров и более, правда, эта ширина ощущается только эпизодически. Дело в том, что течёт она в основном двумя рукавами, и наш, судоходный, сужается порой метров до 300-400. Левый берег идёт всё время низменный, правый поначалу холмистый, го где-то через час он тоже понижается. Минуем по правому борту несколько мелких деревушек, дальше должно быть село Хабариха, но мы его даже не видим, проходим другим рукавом. Первая остановка – в Бугаево, через 3 с половиной часа после отплытия мы начинаем постепенно к нему подходить.

Бугаевых на самом деле два: Верхнее и Среднее. Среднее основное, в нём сельсовет. Раньше было ещё и Нижнее, сейчас от него осталось только место. Стоят они по левому берегу, вернее сказать – на острове, отделённом Бугаевским шаром, узкой дальней протокой. Длина острова –18, ширина – до 5 километров.

Верхнее Бугаево показалось в половине первого. Минут через 15 поравнялись, но проходим дальней стороной: начинается остров Вёшный, делящий Печору на два рукава, мы идём правым. Остров длинный, несколько километров, передний его край постепенно размывается, зато у заднего намыло гигантскую песчаную отмель, превосходящую, похоже, по длине собственно остров. Как только отмель заканчивается, проходим Среднее Бугаево. Оно в глубине, его почти не видно, угадывается в основном по телевизионным антеннам. А мы идём дальше, проходим Бугаевский остров почти до конца, после чего, сделав большой крюк по фарватеру, выруливаем к причальному знаку. Времени без четверти два, и я схожу на берег.

Бугаевский остров пойменный и потому плоский, без рельефа. Но берег здесь в высоту метра четыре. Трудновато карабкаться под рюкзаком да по песчаному обрыву. Место тут пустынное, до деревни километров 5, но, тем не менее, наверху люди. И лошадь с телегой. Я-то думал, они сейчас сядут на мой “Хабаровск” – оказывается, нет. Скоро должна пройти “Заря” в обратную сторону, на Усть-Цильму, они ждут её. Тётушка пенсионного возраста с дитём и мужик в пиджаке. И ещё один мужик, спит прямо на телеге, – дядя Саша, хозяин лошади. Ехать надо тётушке с дитём, и она по этому поводу малость обеспокоена. “Заря”, оказывается, запросто может здесь не причалить. Вчера, например, когда она шла на Нарьян-Мар, то просто проскочила мимо, без всяких объяснений. Человек не смог уехать. Как будет сегодня, никто не знает.

“Заря” появилась примерно через полчаса. На этот раз она подошла и причалила, тётушка с дитём уехали. Насчёт “лошадиного автостопа” я уже подсуетился, дядя Саша привязал мой рюкзак к телеге, и мы потихонечку тронулись: через поляну, лесок – и потом всё лугами, сенокосными угодьями. К Среднему Бугаеву подъехали часам к четырём. Директорский дом стоит как раз у ближнего края, напротив школы.

Директора школы зовут Чудова Татьяна Владимировна, её мужа – Вячеслав Иванович. На двери висит замок. Спустя какое-то время появились две девчушки, лет по 12-13, запросто сняли замок (он, оказывается, повешен просто так, для вида) и вошли в дом. А Татьяны Владимировны нет, она уехала в Сыктывкар. Н-да. Устьцилемская история, похоже, повторяется. Хоть бы что новенькое... Остаётся ещё, правда, Вячеслав Иванович, но я что-то не совсем понял, где он. К Любе Чупровой (соседке Шефа) идти сейчас бесполезно, они на сенокосе. Только что проезжали мимо них, дядя Саша мне её издали показывал. Так что есть смысл отойти в сторонку и подождать хозяина.

Хозяин Вячеслав Иванович появился минут через 30, подъехал на мотоцикле. Всё в порядке, он в курсе, Абдулаич им прозвонился. Дальше всё происходило уже у него на кухне, за чашкой чая. Народ здесь простой и дружелюбный.

Вячеслав Иванович тоже работает в школе, как и Татьяна Владимировна. Он трудовик, а с недавнего времени ещё и физкультурник. Дом у него одноэтажный, средних размеров, сравнительно недавний. Внутри на стенах по обоям чётко прослеживается линия уровня, чуть ниже колена. Обои снизу от неё заметно темнее и отслаиваются по краям. Это есть не что иное, как след нынешнего весеннего паводка: до этого уровня доходила вода. Бугаевский остров затопляло полностью, не оставалось ни одного сухого клочка: остров пойменный, низменный, расстояние между коренными берегами Печоры 10 километров. Дело было в июне, вода стояла дней восемь. Передвигаться можно было исключительно на лодках, население спасалось кто как может: кто на вторых этажах, кто на чердаках. Вячеслав Иванович с семьёй жил на втором этаже учительского дома. Я потом пошёл по селу, увидел некий “отголосок стихии”: баню сюда принесло водой, из хутора, километра за два. Стоит прямо поперёк дороги, одним углом её развернуло почти впритык к электрическому столбу, а другим она просто накрыла чей-то забор. Такие сильные наводнения даже здесь случаются не часто. А в этом году, как объяснил Вячеслав Иванович, получилось так, что один за другим стали вскрываться крупные притоки Печоры, и “пошла вода на воду”.

Вообще, может возникнуть естественный вопрос: а зачем вообще люди поселились в этом месте? Ведь пусть не в таких масштабах, но село подтопляет буквально каждый год, и каждый год это порождает массу проблем. Оказывается, есть преимущества. Здесь обширнейшие заливные луга, скотину за ворота выпустил – она и пасётся. Далеко всё равно не уйдёт: остров. Сенокос, опять же, под боком, коси сколько душе угодно, место практически не ограничено. А взять, например, для сравнения Окунёв Нос (следующее по Печоре село) – там обратная картина. Он стоит по тому берегу, на бору, место более высокое, чем Бугаево, и его не заливает. Но коров на пастбище приходится по весне перегонять через реку, на эту сторону (а по осени обратно). И мотаться туда-сюда каждый день, обеспечивать ежедневную двухразовую дойку.

Но наводнения наводнениями, а мне надо как-то определяться со своими планами. Здесь в Бугаево всё ясно: Среднее и Верхнее. До Верхнего, мне сказали, километров 7, есть дорога, дойти не проблема. Меня сейчас больше интересует, как и куда я буду отсюда выбираться. Рейсовый транспорт по Печоре ходит каждый день, кроме вторника и субботы (понедельник, четверг – “Хабаровск”, среда, пятница, воскресенье – “Заря”). Завтра как раз вторник. Стало быть, возможны только нестандартные варианты. Их пока два. Вариант первый: возможно, АТП всё-таки пустит “Светлояр”. Вариант второй подсказал Вячеслав Иванович. Сегодня или завтра с Хабарихи должна пойти баржа с продуктами, от частного предпринимателя. Сюда, в Бугаево, и в Окунёв Нос. Вячеслав Иванович прозвонился и в АТП, и в Хабариху, ответ везде один: пока не знаем, звоните завтра.

Времени между тем уже около шести, ещё можно успеть добежать до Верхнего Бугаево и не слишком поздно вернуться обратно.

Чтобы дойти до Верхнего, надо сначала пройти всё Среднее, от края до края. Село представляет собой главным образом одну длинную-длинную улицу, протянувшуюся километра на полтора и перерезанную у “школьного края” то ли протокой, то ли старицей, с высоко поднятым пешеходным мостиком. В центре села стоит деревянная Крестовоздвиженская церковь, переделанная под клуб, с перпендикулярной южной пристройкой. Она поздняя, 1896 года, всё того же стандартного типа. Фотографировать её лучше всего с северной стороны, там у храмовой части сохранился треугольный фронтон. Раз с северной, значит однозначно не сейчас. Либо рано утром, либо перед закатом, либо при облачной погоде. Но последнего я здесь, скорей всего, не дождусь... Есть в центре и несколько старинных домов, одно- и двухэтажных. Особого интереса для меня они не представляют, некоторые уже и вида никакого не имеют... Всё, больше в Среднем Бугаево ничего примечательного нет. Прочие жилые постройки сработаны на современный манер, без всяких эстетических изысков.

У дальнего края села начинаются сельскохозяйственные сооружения, бывшие совхозные. Дальше – луга, пустые пространства, потом (примерно в километре от села) хутор, несколько домиков. Дорога – естественно-песчаная грунтовочка, после хутора идёт через хиленький лесок, выходит ненадолго к берегу Печоры, потом забирает в глубь. Идти пришлось дольше, чем я предполагал, похоже, что 7 километров – это от совхозного комплекса или даже от хутора, а от дома Вячеслава Ивановича будут, наверное, все 9.

В Верхнее Бугаево пришёл часов в 8. Перед самой деревней путь преградила протока с водой, которая, впрочем, легко переходится даже в ботинках. Хорошо, дождей не было.

Чего-либо примечательного в Верхнем Бугаево ещё меньше, чем в Среднем. Сохранился только один старый дом, в хорошем, правда, состоянии, добротный двухэтажный пятистенок. Но я таких уже наснимался вдоволь. А так всё как в Среднем Бугаево: одна длинная улица, только поменьше, с километр длиной. И такие же унылые постройки...

Обратно вернулся в начале 11-го. Надо всё-таки определяться, куда дальше ехать. После Бугаево по Печоре следующие пункты: Окунёв Нос (сельсовет), Крестовка, Медвежка, Новый Бор (сельсовет), Ёрмица (сельсовет), Лёждуг. Дальше начинается Ненецкий округ. По всем пунктам я, естественно, не пойду, хватит мне двух-трёх. Только каких? В Медвежке и Новом Бору имеются зацепки (от Степановны). Окунёв Нос? Шеф говорил, там бор красивый. Ёрмица? Вообще-то можно, заодно захватить и окрестные селения – Лёждуг (коми деревню) и Харъягу, в ней живут немцы (именно так, не опечатка: не ненцы, а немцы, ссыльные). Лёждуг стоит на Печоре, Харъяга в глубине, на Харъягском шаре, но всё там должно быть досягаемо, расстояния в пределах 10 километров, есть какие-то местные дороги... И ещё хотелось бы посетить хотя бы одно селение за пределами Коми, в Ненецком округе. Всё-таки другой регион. Но по тем местам информации у меня вообще нет никакой. Так что придётся, видимо, наугад. Впрочем, если будет хабарихинская баржа, то первый пункт однозначно Окунёв Нос. А это сможет проясниться только утром.

Утром прояснилось только одно: “Светлояра” сегодня не будет. С баржей ситуация такая: она стоит наготове, ждут машины с товаром, а машины должны прийти только после обеда. У них там, в Хабарихе, дело, как видно, поставлено. В местной газете я прочитал, что там даже налажена закупка молока у населения (!) У них-то всё налажено, а я, похоже, на сегодня здесь завис. Что делать, это не Мезень и не Колва, это остров на Печоре, ситуация несколько иная...

Ну и чем бы занять сегодняшний день? Вячеслав Иванович вчера говорил, что живёт здесь такая Фелицата Порфирьевна Дуркина, ей 80 лет, она учительница, человек старой формации, староверка. Много чего помнит, много интересного может рассказать. Но сначала Вячеслав Иванович должен ей позвонить, договориться.

Позвонил прямо при мне. Так и так, приехал человек из Москвы, путешествует, хочет пообщаться. Ему что-то начали говорить в ответ. Я стоял неподалёку и мог уловить в трубке общий тон разговора: тон был явно категоричным. Окончив разговор, Вячеслав Иванович принялся мне объяснять, что староверы – они народ своеобразный, очень многое зависит от их настроения в данный момент. Сейчас, например, Фелицата Порфирьевна сказала: “пусть не приходит” – и всё. Мне, впрочем, с самого начала было ясно, что старообрядчество – это как восток: дело тонкое. Специально туда лучше не соваться. Не знаешь, в какой момент можешь им не понравиться...

Что ж, тогда только и остаётся, что ещё раз пройтись по селу, отснять церковь, дойти до лодочной стоянки, посидеть, полюбоваться на Печору. Вот только гулять здесь, честно говоря, особого желания не возникает. Изрытые дороги, малоухоженность, отсутствие уютных уголков. Впрочем, блюсти территорию здесь, в пойме реки, возможно, и не имеет особого смысла. Дожди, паводки – и всё по новой. Не прибавляют радости и заброшенные совхозные постройки бывшего, кстати сказать, совхоза-миллионера. И ещё один примечательный момент: на лодочной стоянке нет ни одной деревянной лодки, из тех, какие исстари делают сами деревенские мужики. Все металлические, типа “казанок”. А лодочное мастерство здесь уже, к сожалению, утрачено...

Ближе к вечеру стало ясно, что баржи сегодня не будет. Машины с товаром пришли, но ждут ещё одну. Придётся мне, видимо, уходить на завтрашней “Заре”. И поеду-ка я, пожалуй, прямо в Ненецкий округ. Что-то пропало у меня желание ходить по этому району. Похоже, прав был Шеф, смотреть здесь действительно нечего. Это всё, на самом деле, селения сравнительно молодые – XIX век, выселки с Цильмы, Пижмы, Усть-Цильмы. Не успели, видимо, до революции на новых местах укорениться традиции...

Ну ладно, раз такое дело, можно себе позволить вечером немного расслабиться. Посмотреть, например, по ящику любимые сериалы: “Чёрный ворон”, “Каменскую”. А вот “Марш Турецкого” удалось только послушать – на кухне, из-за стенки: пришла пора вечернего чая. Да и Вячеслав Иванович сегодня чересчур словоохотливый... Надо ещё не забыть сходить сегодня к Чупровым, Любе с Гришей. Они сейчас напропалую сенокосят, возвращаются поздно, часов в 9-10.

В этот раз они что-то совсем припозднились. В гости к ним я пошёл уже ночью, в половине 11-го. Но зато по пути, у моста через старицу, увидел вдруг нечто потрясающее. Сумерки, туман спустился на луга, и лошади в тумане. Картина – чистый Тарковский! А ведь есть здесь, оказывается, что посмотреть. Надо только в нужный момент выйти из дома. А ещё тут могут угостить очень вкусными вещами. Например, домашним йогуртом из морошки (морошка, домашние сливки, сахар). Вот такой получился у меня бугаевский апофеоз, под радужные воспоминания Любы с Гришей о той поре, когда они сами были на 20 лет моложе, когда здесь учительствовал Шеф. Всё хорошо, вот только времени на сон остаётся маловато, подъём предстоит ранний.

Через полярный круг

4 августа

“Заря” здесь проходит в половине 11-го. До причального места километров 5, выйти надо бы часа за два. Вячеслав Иванович с утра пошёл узнавать, может кто-нибудь поедет в ту сторону, меня захватит. Что-то его долго нет...

Вдруг прибежал, запыхавшийся: “Быстро хватай вещи и иди на лодочную стоянку. “Заря” здесь вообще не причаливает, берёт только “с воды”: надо подъезжать на лодке. Сейчас как раз повезут двоих, успеешь”.

До лодочной стоянки добежал за полчаса. Вскоре подвезли на лошади и тех двух пассажиров: женщине ехать до Окунёва Носа, мужику – в Нарьян-Мар. Это тот самый мужик, который не смог уехать три дня назад (”Заря” не причалила). Как я понял, зависнуть здесь дня на 2-3 – явление совершенно обычное. В сторону Усть-Цильмы выбраться проще: подвозят на лодках в Хабариху, к автобусу (по понедельникам и пятницам). Кроме того, по той стороне тянут дорогу из Хабарихи до Окунёва Носа; до Бугаево уже дотянули, так что бывают и машинные оказии.

У лодочной стоянки, как здесь говорят, две Печоры: два рукава, которые разделяет остров Вёшный. “Заря” идёт по дальнему, поэтому мы садимся в лодку, огибаем остров и высаживаемся на него с той стороны, на песочек. Теперь только ждать.

“Заря” показалась минут через 50, как мы и ожидали. Заводим мотор и выруливаем ей навстречу. Всё правильно, она сбавляет ход. А на тот дальний причал она действительно предпочитает не заходить. Официальная версия судовой команды – не размечен подход, нет створ. Хотя это немного странно: “Хабаровск” там запросто подходит без всяких створ. А посадку у них нельзя даже сравнивать: “Хабаровск” – килевое судно, “Заря” – плоскодонное.

Ну что, теперь напрямую в Ненецкий округ? Кроме конечного Нарьян-Мара у “Зари” там единственная официальная остановка – село Великовисочное (или просто Виска). Значит, мне туда. На административной карте там значится сельсовет, это хорошо: есть, с чего начать процесс обустройства.

От Бугаево до Виски 160 километров, за билет с меня взяли 1060 рублей. Для сравнения: на “Хабаровске” 80 километров от Усть-Цильмы до Бугаево стоят всего 260 рублей. Но уж тут выбирать не приходится...

“Заря”, конечно, не “Ракета”, но 30 километров в час делает. 30 километров – это как раз от места посадки до Окунёва Носа, шли ровно час. Следующая деревня – Крестовка, через 12 километров, стоит на большом острове, по размерам сравнимом с Бугаевским. Остров этот разделяет Печору на два рукава, идём левым, деревни не видим, её присутствие угадывается лишь по небольшой лодочной стоянке, всего несколько лодок. Основная стоянка, видимо, по другому рукаву.

Следующие пункты, вплоть до границы с Ненецким округом, расположены исключительно по левому берегу. Километров через 13 после Крестовки – деревня Медвежка, линия домиков, вытянутая в ряд. От Медвежки до Нового Бора длинный пустой перегон: 35 километров, с пересечением полярного круга. Пустым он был не всегда, стояло там раньше несколько деревушек (Росвино, Климовка и пр.), прекративших своё существование в связи с частыми и большими наводнениями. Никаких приметных признаков на их местах с воды не угадывается, ориентироваться приходится исключительно по часам и приблизительным расстояниям по карте 10-километровке. Хочется зафиксировать момент прохождения полярного круга: от Медвежки до него километров 12, в Медвежке мы были в 12:25, значит, где-то минут через 20-25. Остров там должен быть, только вот распознать его не так просто: островов на Печоре много...

На подходе к полярному кругу встречаемся с баржей “СТ”, до отказа гружёной автомашинами – идёт с Нарьян-Мара. Ещё немного – и вот он, где-то здесь. И словно бы обозначая этот момент, “Заря” вдруг выключает мотор и несколько минут идёт просто так, по течению. Ну вот, кажется, добрался я и до Заполярья. Мы вас приветствуем!

Путь наш по-прежнему лежит строго на север, природа здесь разнообразием не балует, берега идут сплошь низкие: лес, либо кустарники. Но чем дальше, тем заметнее леса мельчают, а кустарников становится всё больше. Кажется, начинается тундра. Или лесотундра. Новый природно-климатический пояс.

От Медвежки до Нового Бора шли больше часа. Новый Бор – это посёлок, и сравнительно крупный, подсобное хозяйство объединения “Воркутауголь”. Правда, как мне сказали, это уже в прошлом: Воркута сейчас от него отказалась.

Вот, наконец, леса закончились, по берегу пошли исключительно заросли кустарников с корявыми стволами, высотой с человеческий рост. Вот она, тундра! Времени 14:15, и мы поравнялись с селом Ёрмица (25 километров от Нового Бора). Берег здесь совсем низкий, почти на уровне воды. Кажется, достаточно воде подняться всего на метр – и всё село будет затоплено. Через 10 километров деревня Лёждуг, крайняя на территории Коми. Идём без остановки. Ещё километров через 10 – граница с Ненецким округом. Этот регион для меня новый, еду туда в первый раз.

Границу эту точно не вычислить, но где-то в её районе с правым берегом начинают происходить заметные изменения. Он вдруг начинает повышаться: сначала немного, но тенденция явно устойчивая. Я-то думал, всё: теперь до океана плоская равнина. Ошибался. И вот наверху, по правому берегу, первый пункт Ненецкого округа с названием Мархида – это 4 километра от Коми-Ненецкой границы. На карте она подписана как нежилая, и действительно, это сейчас больше напоминает охотничье или рыбацкое становище. Несколько скученно стоящих домиков, и на переднем плане – для меня это экзотика – каркас чума: стоящие шатром шесты, стянутые наверху.

Правый берег уже пошёл обрывами, пока не слишком высокими, а наверху снова появился лес. После Мархиды пункты пошли более часто: километра через 3 по левому берегу рыболовецкий участок Лосинец, с красным флагом, ещё через 3, тоже по левому, первая жилая деревня Тошвиска. Её саму не видно, только лодочная стоянка. Официальной остановки там нет, тем не менее мы причаливаем, кого-то забираем. Следующий пункт – мой, село Великовисочное, до него опять длинный перегон, километров 20.

А с правым берегом происходят вещи совершенно неожиданные. Через 15 минут после Тошвиски впереди вдруг показывается настоящая щелья! – высокий и длинный обрывистый берег. Как на Мезени или Вашке. Только здесь она не красная, а песчаного цвета. Потрясающе, будто бы вернулся в родные места. Один из моих попутчиков, объяснил мне, что это за щелья. А это, оказывается, не что иное, как край Уральских гор – доледникового периода. Тогда эта горная система простиралась до Печоры. Потом прошёл ледник и её “выгрыз”, эта гряда по правому берегу – остатки. У неё здесь интересное название: Конь. Или Кононово. И где-то с этих мест начинается настоящая тундра, по обеим сторонам Печоры: слева Малоземельская, справа Большеземельская.

Непосредственно перед Великовисочным Печора разделяется на два русла, каждое потом идёт своим собственным путём, обратно они смыкаются километров через 40-50. По левому руслу сёла Великовисочное, Каменка, Хонгурей, по правому – Лабожское и Пылемец. Судоходное левое, правое подписано на карте как “Старая Печора”. Сразу после стрелки с левой стороны в основное русло вливается шар, ещё метров 200 вперёд, и мы причаливаем. Времени 4 часа. С высокого правого берега вьётся лёгкий дымок – горит тундра. А у причала нас уже дожидаются несколько лодок.

Село Великовисочное на основную Печору не выходит, оно стоит на том самом шаре, километрах в трёх. Или пешком, или на лодке. Подхожу к той, где народа меньше: “Возьмёте с собой?” Ответ: “А куда ж вас денешь?” И после паузы: “Только деньги надо будет заплатить. 100 рублей”. Ну, мужик, завернул! 3 километра за 100 рублей можно и пешком пройти. Идти только непонятно как, дороги нет. С другой стороны, сейчас на “Заре” тысячу заплатил, ещё в Архангельск самолётом лететь – почти 4 тысячи, что там какая-то сотня? Да и не хочется в новом регионе начинать со жлобства... Поехали!

Советский Союз

4–5 августа

Местного председателя зовут Кузнецова Светлана Александровна, это мне сказали ещё на “Заре”. Мэр – так её здесь называют. Женщина, говорят, деятельная, иди сразу к ней.

Войдя в сельсовет, я поначалу даже опешил. Стоят современные компьютеры, мощный навороченный пульт связи. Где я?.. А Светланы Александровны нет, она в отъезде. В сельсовете в данный момент только одна работница, Надежда Петровна; когда я объяснил, что просто путешествую в этих местах, она прямо расплылась в улыбке: “Ой, как замечательно!” И сразу же начала мне рассказывать про село. А село, оказывается, очень старое, ему более 400 лет, сохранились некоторые старинные дома, прямо здесь поблизости стоят два больших, купеческих (выбежала на улицу, показала мне их издали). Была здесь раньше деревянная Никольская церковь, но она сгорела ещё до войны. Сейчас на этом месте стоит памятный крест, а церковь хотят строить заново. Ещё здесь есть школьный музей, но он сейчас закрыт. А если меня интересует старина, то кроме Виски есть ещё старинное село Оксино (тоже на Печоре, на полпути к Нарьян-Мару), назвала мне тамошнего председателя.

Это всё очень здорово, но в данный момент меня больше интересует нечто другое: где бы здесь застолбиться. А в селе, оказывается, есть гостиница, 100 рублей за ночь. Надежда Петровна позвонила туда прямо тут же, но там, похоже, пролёт. Все места зарезервированы, ждут кого-то из начальства. Уж как она их уговаривала, наседала: “Человек к нам приехал издалека, с какими впечатлениями он от нас уедет?” Даже я её начал отговаривать. Если честно, в гостинице останавливаться не очень хочется. 100 рублей – цена небольшая, но есть у меня ощущение, что здесь можно найти вариант поинтереснее. Надо попробовать дойти до клуба.

Клуб стоит в начале основной улицы, на площади. Это даже не клуб, а Дом культуры: большой, кирпичный, перед ним скульптура солдата – памятник героям Великой Отечественной. В ДК явно что-то происходит: открыт зрительный зал, в зале какие-то люди, на сцене играет музыка. Директора зовут Мартьянова Лукия Павловна, женщина средних лет, общительная и приветливая. У неё в кабинете такой же навороченный пульт связи, как и в сельсовете. Вообще, я здесь только появился, а уже встретил ряд примечательных вещей. Например, дом с вывеской “Правление колхоза”. Сама по себе эта вывеска ещё ничего не означает, она могла остаться и от прежних времён, но очень похоже, что здесь, как говорится, “форма соответствует содержанию”. (И, как потом выяснилось, действительно, колхоз действующий – животноводческий и рыболовецкий). А из зрительного зала доносятся под караоке слова замечательной песни 60-х:

А снег идёт, а снег идёт,
И всё мерцает и плывёт.
За то, что ты в моей судьбе,
Спасибо, снег, тебе.

Бальзам на душу. Действительно, ёлы-палы, где я? Что это?

“На ночь-то куда-нибудь пристроим, – говорит Лукия Павловна. – Клуб большой, найдём местечко”. Тут же, не выходя из ДК, завязалось и ещё несколько знакомств. Александр Николаевич, невысокий плотный мужичок лет 55 – проработал здесь 19 лет директором клуба, сейчас официально числится в качестве “аккомпаниатора”. А так, по своей сути, профессиональный массовик-затейник, заводила на всех празднествах. Человек он, как и полагается в подобных случаях, весьма эмоциональный, и прямо с ходу со всей своей горячностью начал разносить нынешние порядки и нынешних правителей... Лариса, тоже клубная работница, занимается с детьми. Сейчас они все активно готовятся ко Дню села, в сентябре он должен состояться, задумана обширная программа, рассчитанная на 3 недели. В этот раз праздник особенный: селу Великовисочное исполняется в этом году 430 лет. Основано оно, стало быть, в 1574 году – на 10 лет раньше города Архангельска. Вот ведь куда попасть довелось!

Для ночёвки мне в итоге выделили клубную комнатушку, без окон, но с музыкальными инструментами и электрическим чайником. Оставили ключ и радиотелефон. Места маловато, но спальник развернуть есть где. Мне только переночевать, а завтра надо уже отсюда съезжать. Хотелось бы перед Нарьян-Маром посетить ещё какую-нибудь деревеньку: нравится мне здесь. Но это потом, а сейчас дело к вечеру, время для съёмок ещё пригодное, пора и делом заняться.

Село Великовисочное расположено на возвышенном берегу речки Виски, там, где она впадает в печорский шар. Вообще, слово “виска” часто встречается в местных названиях (Тошвиска, Тельвиска и пр.) Означает оно, как мне объяснили, маленькую безымянную речку, впадающую в шар. И здесь эта виска, с названием Виска, основательно подмывает берег. За последние 20 лет смыло два ряда домов, наверху из стены обрыва ещё торчат остатки деревянных конструкций. Параллельно Виске прямо по территории села проходит ещё одно русло, со стоячей водой. Через него перекинут высокий и горбатый деревянный мост – постройки современной, но смотрится очень здорово. И с его высоты можно обозреть всё село. Размеров оно средних; мне потом назвали число жителей – 800 человек, но впечатление такое, что эта цифра завышена раза в полтора...

В промежутке между Виской и стоячим руслом проходит основная улица с пешеходной дорожкой, вымощенной бетонными плитами. На ней почта, сельсовет, ДК, магазины, импровизированный рыночек-развал (шмотками торгуют). Сохранились кое-где и старые дома. Они уже меньше устьцилемских, традиционный тип – одноэтажный пятистенок на возвышенном подклете, 5-6 окон на фасаде. Однако некоторые ижемско-устьцилемские мотивы прослеживаются, те же два симметричных окошка в светёлке...

Те два дома, о которых говорила Надежда Петровна в сельсовете, резко выделяются среди остальных. Они построены зажиточными хозяевами на городской манер, по конструкции похожи на ижемские купеческие (двухэтажные, с третьим этажом-мансардой на всю глубину дома), только скромнее, с меньшим количеством декоративных элементов. Да и внешний вид у них поддерживается, похоже, исключительно своими силами. Один из них называется “Гермогенов дом” (по имени прежнего хозяина, Гермогена Баракова, раскулаченного), второй дом принадлежал купцу Володину. Оба дома жилые (по крайней мере, частично). В каждый из них я попытался заглянуть, и в Гермогеновом доме встретил вдруг ту самую женщину, Тамару, которая сегодня в клубе так здорово пела “а снег идёт...” Она просто здесь живёт. А муж у неё недавно занимался ремонтом и под обшивкой дома обнаружил дату его постройки – 1890 год.

Есть здесь и ещё один интересный домик, стоит у Виски, в крайнем ряду. Его я заприметил сразу, как приехал. Он вроде бы как все: небольшой, одноэтажный, обшитый. Однако обшивка эта старая, ещё начала века (XX-го), элементы орнамента по линиям выпуска брёвен, резные причелины под скатами кровли, и под коньком необычное полотенце-криптограмма. Дом выкрашен в приятный голубой цвет, с белыми деталями. Мне здесь уже рекомендовали пообщаться с его хозяином, Дитятевым Валентином Георгиевичем и его матерью Марией Егоровной. Хозяина дома не оказалось, а с Марией Егоровной мы немного поговорили, она мне, собственно, и назвала хозяев тех двух больших домов, рассказала и про церковь. Закрыли её то ли в 29-м, то ли в начале 30-х; ещё была отдельно стоящая колокольня – так её специально подожгли, чтобы закрыть церковь. А из тех церквей, что сохранились сейчас, мне было названо только одно место – Тельвиска, село у самого Нарьян-Мара, на пути в Пустозерск, там я должен буду обязательно проходить.

Ну вот, кажется, на сегодня всё. Можно идти ночевать.

А здесь, оказывается, снова белые ночи! Сегодня 4 августа, в Ижме и Усть-Цильме они уже закончились, а Виска – это совершенно другие широты, заполярье.

Вернувшись в свою клубную комнатку, я вдруг увидел на стене нечто совершенно неожиданное. А именно – расписание клубной работы по дням недели, где среди прочего значится не что иное, как клуб самодеятельной песни “Сполохи”. По нашему, по московскому, – просто КСП. Я сначала не понял: это что же, здесь, в деревне, клуб КСП? Ведь авторская, бардовская песня – явление исключительно городское, причём городов не мелких. И вдруг здесь, в такой глуши. Нет, похоже, всё так и есть, в расписании чётко указано: вторник, пятница, воскресенье. И более того, вся противоположная стена увешана грамотами, дипломами, благодарностями за авторство и исполнение песен – как на бардовских фестивалях, так и на различных городских и сельских праздниках (Нарьян-Мар, Оксино, Тельвиска, Макарово...) При этом постоянно фигурируют два имени: Лариса и Евгений Тороповы. Судя по вывешенным фотографиям, Лариса – это та, которую я уже знаю, а Евгений – видимо, её муж. Вот это да! Здесь, на Виске, оказывается, пишут и поют песни под гитару! Вот куда надо было ехать прямо сразу. А ведь, ёлки-палки, правильно, выходит, я тогда завис в Бугаево. Иначе я мог бы сюда запросто не попасть. Поехал бы по всяким там Окунёвым Носам – Ёрмицам, потом мне бы это надоело, и я рванул бы напрямую до Нарьян-Мара. Уже не в первый раз убеждаюсь, что всё, что происходит на Трассе, происходит правильно. Вот только не в тот день я сюда попал. Сегодня среда, КСП по расписанию – вчера и послезавтра. Хорошо бы устроить совместный песенный вечер, но мне завтра днём уже съезжать, в третьем часу проходит пароходик.

А ещё я нашёл в шкафу целую подборку песенников, в том числе очень редких, 50-х–60-х годов издания, и, естественно, сразу же принялся их изучать. Просидел сильно заполночь, невозможно было оторваться. Но вообще, куда я попал-то! Приехал наугад – и попал. Они здесь живут, будто в совершенно другом времени. Колхоз, клуб КСП, тут и ещё много чего значится: фольклорный коллектив “Родник”, вокальная группа “Надежда”, детская студия, народный драмтеатр. Я уже давно путешествую по Северам, и сколько езжу – везде примерно одинаковая картина: в сельском клубе, в лучшем случае, только дискотека раз в неделю. Забыли даже про кино, не говоря уж о самодеятельности. А здесь и кино показывают, раза три в неделю. Да у них тут Советский Союз! Так не бывает. На следующий день поделился этими мыслями с Лукией Павловной, та только улыбнулась. Здесь такое, оказывается, в каждой деревне: и колхозы, и самодеятельность. Постоянно праздники, фестивали, то в одном селе, то в другом, ездят друг к другу творческими коллективами. Вот и сейчас, помимо предстоящего юбилея Виски ещё и юбилей округа – 75 лет. Уже прошли празднества по некоторым сёлам, 11 сентября должен быть праздник в Нарьян-Маре. Естественно, не мог не возникнуть вопрос: откуда деньги? Сейчас на такие вещи требуется громадная спонсорская помощь. А спонсоры, оказывается, есть: нефтяники, газовики, депутаты Окружного Собрания. Назвали одно конкретное имя: Баринов Алексей Викторович, федеральный инспектор. Колхоз что-то отстёгивает на культуру. Казалось бы, живи да радуйся, где ещё такое сыщешь? Но у народа несколько иное мнение на этот счёт. Говорят, что культуру поддерживают главным образом ненецкую национальную, а русскую – так, постольку поскольку. Александр Николаевич очень любит распространяться по этому поводу. Ненцы, говорит, были всегда народом кочевым, своей территории у них не было, а в этих местах жили русские. А теперь взяли их и объявили ненецкой национальной территорией, а коренные русские, получается, люди второго сорта... О колхозе тоже отзываются с неодобрением: неважный, говорят, председатель, плохо поставил дело. Народ у него, понимаешь ли, работает только до обеда, а после обеда не работает. Ёлы-палы! Взять, к примеру, ту же Удору, где мы часовенку делали. Совхоз там ещё функционирует, но люди годами не получают денег. А здесь задержка зарплаты если и случается, то самое большее на 10 дней, и то это уже ЧП. Действительно, Советский Союз!

Насчёт совместного песенного вечера все только посокрушались. Лариса говорит: “Что ж ты сразу не сказал, что сам поёшь? Мы бы вчера собрались”. Если бы я это знал... А сейчас всё, надо уже выходить. Пароход подходит где-то в половине третьего. Идёт из Нарьян-Мара в Лабожское – это единственное место, куда сегодня можно доехать.

На прощанье я всё-таки не удержался, спел им три песенки... Лукия Павловна вышла меня проводить. Подходим к пристани и вдруг встречаем народ, идущий явно с корабля. Так и есть: он уже причалил, высадил пассажиров и пошёл дальше. Завтра утром пойдёт обратно. Я опоздал. Лукия Павловна сама в недоумении: он никогда не приходил так рано (впрочем, как потом выяснилось, сегодня он пришёл точно по расписанию). И всё решили те три песенки. Значит, судьба. Если честно, в Лабожское не очень-то и хотелось. Вряд ли я бы там нашёл что-то интересное. Село сравнительно молодое, 130 лет всего. А так сегодня можно будет действительно устроить песенный вечер. Как раз и Женя подошёл в клуб, муж Ларисы. Договорились на 7 часов.

Вечерком собрались, посидели пару часиков с гитарой. Участники всё те же: Лариса, Женя, Тамара, Александр Николаевич. Лукия Павловна, естественно: она тоже поёт. Женщины принесли бутылочку “Древнего свитка”, к чаю всякой всячины. А Женя с Ларисой действительно очень хорошо поют. Женя сам сочиняет. Оба они – постоянные лауреаты и дипломанты нарьян-марских фестивалей бардовской песни. Ну и я им кое-что изобразил из своего репертуара. Вот ведь как: не взял я в этот раз гитару на Трассу, а она сама меня нашла. Спели мне и пару фольклорных вещиц. С фольклором здесь своеобразная ситуация: поют здесь или 80-летние бабушки, или молодые, лет 30-40. Промежуточного звена нет. Но бабушки уже в силу своего возраста участия в праздниках не принимают...

Лариса подарила кассету с записями нарьян-марских авторов. Бумажный вкладыш у неё внутри пустой, я взял да и пустил его по кругу. И мне там написали разные добрые пожелания. А Женя сделал для меня одну очень важную вещь. Он прозвонился в Нарьян-Мар своим знакомым по песенному клубу и организовал мне там “крышу над головой”. Снял тем самым целый комплекс проблем.

На прощание Лариса оставила мне магнитофон с кассетой и попросила что-нибудь записать. Вот и сидел я снова заполночь, записывал сам себя. Утром подъём ранний, но раз такое дело, тут уж не до сна. Отосплюсь как-нибудь потом.

Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар...

6 августа

Городок не велик и не мал... Сегодня я должен его увидеть. Если опять на пароход не опоздаю. С Лабожского он выходит в 8, здесь – минут через 40. В отличие от “Зари” он заходит в шар и идёт прямо до села. Здесь его почему-то называют “каракатица”, возможно из-за несколько неказистой носовой части. А так это нормальный белый пароходик, называется “Ю. Россихин”. Только медленный: 90 километров до Нарьян-Мара идёт 5 с половиной часов. Стоимость проезда примерно такая же, как на устьцилемском “Хабаровске”.

И снова Печора, и снова тундра. Сначала длинный 30-километровый пустой перегон, потом с интервалом 10 километров: Каменка, Хонгурей, Оксино. После Каменки левый берег начинает повышаться, Хонгурей (ненецкое село) уже стоит в распадке между холмами. Перед Оксином снова сходятся два русла Печоры, возникает просторный плёс, километра 2 шириной. Оксино – тоже старинное село, как и Великовисочное. И то, и другое – участки от Пустозерска, дочерние поселения. Вообще-то можно было бы здесь тоже остановиться, но я уже нацелен на Нарьян-Мар.

Километров через 20 после Оксино русло снова раздваивается, мы идём вправо, к востоку. Ещё полчаса, и впереди уже завиднелись трубы и верхушки портальных кранов. Вон он, город Нарьян-Мар. И вот последняя перед городом остановка, деревня Макарово, до городской пристани остаётся 10 километров.

Сама городская пристань находится не на основном русле, а на Городецком шаре – крайней правой протоке. Проходим мимо причальной стены морского порта, пассажирского дебаркадера и причаливаем прямо на песочек. Ну вот я и прибыл в город Нарьян-Мар, центр Ненецкого автономного округа.

Товарища, к которому меня направил Женя, зовут Сергей Ларин, имя его мне уже знакомо по той кассете, которую подарила Лариса. Живёт он здесь неподалёку, надо только сначала зайти в морской порт, уточнить расписание судов на Тельвиску: через неё идёт дорога на Пустозерск.

Сергей Ларин живёт на улице Выучейского, идущей прямо от порта. Всего хода минут 7. Двухэтажный деревянный многоквартирный дом, квартира № 1. Дверь мне открыла рыжеволосая женщина лет 35-40 – Галя, жена Сергея. Объяснять было ничего не надо: меня, оказывается, уже выехали встречать на машине(!) – Сергей и его товарищ Лёша. Только мы разминулись. Но здесь всё рядом, и вскоре все нашлись. Только сели за стол, появилась вдруг ещё одна девушка, Оксана Муравьёва, тоже из песенного клуба. Оксана пишет стихи, у них с Сергеем есть совместные песни. А ещё она журналист, до недавнего времени работала в местной телерадиокомпании и пришла, как выяснилось, по мою душу. Как только я ей начал рассказывать о себе (откуда сам и каким образом сюда попал), она буквально после первых фраз изрекает: “Всё. Будем снимать”. Короче, дали мне только чаю попить. Потом за шкварник – и потащили на телевидение. Что ж, ижемский опыт газетного интервью у меня уже есть, наговорил им что-то в таком же духе, меня засняли. Сегодня пятница, показать обещали в понедельник вечером. Значит, посмотреть мне это, скорей всего, не удастся...

Планы у меня примерно такие. Пробыть здесь я намерен дня три. Сегодня – общее знакомство с городом, хорошо бы попасть в местный музей. Завтра – радиус на Пустозерск. И третий день запасной: ещё неизвестно, как завтра сложится, сумею ли я обернуться за один день.

По поводу Пустозерска у мужиков вдруг возникло неожиданное недоумение: “О-о, это сложно. Ты туда не доберёшься”. Меня это, впрочем, особо не смутило: на Трассе я с народом общался, и дорогу туда уже вполне представляю. Ребята, видимо, просто не практикуют мои способы передвижения. А Сергей сразу же принялся вызванивать ещё одного товарища из песенного клуба, Стёпу Дрыгалова (его имя мне тоже знакомо по той кассете). Стёпа сам родом с Устья (это ближайшая деревня к Пустозерску, всего в нескольких километрах), может что подскажет, поможет. Но его сейчас не достать: он во дворе, ремонтирует яхту.

С музеем вроде бы проблем нет: там работает Анжела, жена Лёши. Сергей ей, естественно, тут же прозвонился, однако не всё так просто. В музее сейчас нет экспозиции, она только в процессе подготовки. А подготовить её должны только через месяц, в начале сентября. И вообще, ситуация у них там, мягко говоря, непростая. Музей находится в здании универмага, на третьем, последнем этаже. В это помещение он переехал несколько лет назад, а спустя какое-то время там начали перебирать крышу. Дело не было организовано должным образом, в результате чего музейные хранилища долгое время простояли вообще без крыши, под открытым небом. Со всеми вытекающими (в буквальном смысле) последствиями. После этого многие экспонаты просто пришли в негодность, а то, что осталось, хранится сейчас чуть ли не вповалку, и туда никого не пускают.

В музей мы всё-таки заехали. Лёше всё равно надо было забирать Анжелу с работы на машине. А моё посещение музея ограничилось покупкой трёх книжечек-брошюрок про Нарьян-Мар и Пустозерск, да ещё Анжела подарила пару значков. Что ж, бывает и такое, этого заранее не угадаешь...

В этот день меня в основном возили на машине. Для знакомства с городом мне больше подходит пеший темп, но общее представление всё же получил.

Нарьян-Мар в переводе с ненецкого означает “Красный город”. По возрасту он молодой, строиться начал в 1930 году в местечке Белощелье на правом берегу Печоры, в самых её низовьях (100 километров от моря) – там, где речной путь смыкается с морским. Там уже существовало несколько посёлочков, набирал силу лесопильный завод, и строительство города – портового центра – было делом необходимым. В 1935 году рабочему посёлку Нарьян-Мар присвоен статус города.

Сейчас город Нарьян-Мар представляет собой растянутую километров на 10 цепочку районов, нанизанных, словно бусы, на основную городскую магистраль, которая сначала называется улица Ленина, потом 60-летия Октября, потом Юбилейная. Городок небольшой, население порядка 20 тысяч. Проезжие улицы вымощены бетонными плитами, асфальт встречается, но эпизодически. В городе 6 автобусных маршрутов, из дальних сообщений только самолёт (или вертолёт) и река Печора. Автомобильные дороги исключительно локальные и заканчиваются, как правило, очень быстро. Тянут, правда, трассу на Усинск (это километров 350), но, судя по темпам, вряд ли её закончат в ближайшие годы. Зимой прокладываются зимники, но далеко не везде. В Великовисочном, например, не бывает никаких зимников, ездят там исключительно на своих “Буранах”. Что же касается морского транспорта, то он сейчас пребывает в полном упадке. Морской порт фактически бездействует, два-три корабля за навигацию – обычная картина.

И всё же город Нарьян-Мар исторически начинался с морского порта, и район, к нему прилегающий (где дом Сергея) – один из самых старых. Строился он в 30-е годы, как сказал Сергей, “врагами народа”. Дома здесь преобладают деревянные, двухэтажные, многоквартирные. Но это уже не те унылые сооружения барачного типа, каких я немало повидал по северным городам и посёлкам. Здесь они являют собой лицо города, выполнены со вкусом и даже с элементами декора (карнизы, разные наличники). Имеются и каменные дома; ближе к административному центру (пересечение с улицей Ленина) их становится всё больше, возникает целый квартал панельных 5-этажек. Больше, чем 5 этажей встречается крайне редко, здесь нельзя строить высоко: песчаный грунт.

Хоть городок и молодой, но в центре имеется несколько строений, которые могли бы претендовать на звание памятников архитектуры. Дом Советов (ныне здание окружной администрации), деревянное, “под камень” сооружение в духе неплохих образцов “обкомовской архитектуры”: длинное, с выделенной центральной частью с треугольным фронтоном и завершением в виде возвышающегося прямоугольного объёма, увенчанного высоким шпилем с флагом. Тут же по соседству старое деревянное здание почты с угловой восьмигранной башенкой с часами, башенка украшена зигзагообразным поясом и увенчана островерхим шатром. И чуть поодаль недавно воздвигнутый деревянный храм Святаго Богоявления, бревенчатый, шатровый, в духе старинных традиций. По конструкции он представляет собой восьмигранный столп с четырьмя симметричными пристройками по сторонам света. Столп двухъярусный, нижний шире верхнего, а кровля на стыке ярусов выполнена в виде зубчатого пояса, охватывающего всё сооружение. Храм поставлен на высокий подклет из бетонных блоков. Построен он уже три года назад, но происходит какая-то непонятная история: он до сих пор не открыт. Как мне было сказано, никак не могут решить, кому он принадлежит: строил губернатор, а на баланс его передали геологоразведочной организации. Вообще странная постановка вопроса: храм должен принадлежать верующим. Щекотливая это тема для официальных лиц...

На одной из центральных улиц делают “местный Арбат” – пешеходную зону, вымощенную разноцветной плиткой, с фонарями и газончиками. И ещё один примечательный момент: у этого города нет дачных участков. Сергей сказал, что в этих северных широтах нет смысла держать огород: всё равно ничего не вырастет.

Ближе к вечеру народ разбрёлся, Гале сегодня в ночь на работу, остались мы с Сергеем да ещё его дочка Алёнка. Сергей всё пытается вызвонить Стёпу, но тот крепко засел под своей яхтой: склейка, непрерывный процесс. Вообще-то мне так даже лучше: участок до Пустозерска на этой Трассе заключительный, и пройти бы я его хотел, что называется, с интересом, самостоятельно решая на пути все возникающие проблемы...

Сегодня у меня уже второй по счёту песенный вечер. Сергей как раз только что вернулся из-под Кирова, с бардовского фестиваля, всё мне ставил записи разных авторов – “из современных”. Пытались мы и сами петь друг для друга, только двух участников для такого действа всё-таки маловато. Получился такой “показ песен”, в некотором роде экспериментальный. Своих песен, в отличие от Сергея, у меня нет, приходилось выискивать из своего репертуара что-то неординарное, что могло бы заинтересовать искушённого слушателя. Впрочем, вскоре выяснилось, что здесь “проходит” и бардовская классика, не слишком известная. Дело в том, что сегодняшняя авторская песня – это не совсем то (а иногда и совсем не то), что было лет 20-30 назад. У современных авторов свой круг, своё общение, свои интонации и манеры подачи, как правило, “в духе нынешнего времени”. Я же приверженец классических традиций в авторской песне, в современную жизнь я вписался плохо, однако некоторые из услышанных сегодня вещиц показались мне интересными. И ещё интересно было попытаться нащупать линии соприкосновения двух разных песенных сфер. А эти линии, как мне кажется, всё-таки есть. Должны быть...

Опять засиделись сильно заполночь. Не удаётся мне, однако, отоспаться. Подъём-то снова ни свет, ни заря: катер на Тельвиску отходит в 7 часов.

На земле Пустозерской

7 августа

И вот, наконец, я направляюсь, пожалуй, к самой главной точке моей Трассы, к Пустозерску. Сейчас это город почти легендарный, основанный пять веков назад, переживший подъём, упадок, запустение и наконец полностью исчезнувший с лица земли. Ныне на его месте не осталось ни одной постройки, город был исключительно деревянным, но, несмотря на это, меня туда почему-то настойчиво тянет. Это ведь был не просто город, это был в своё время важный форпост, обозначающий северо-восточный рубеж Государства Российского. И это историческое место наверняка должно нести в себе отголоски былых времён...

История Пустозерска начинается с 1499 года, когда московское войско числом более 3 тысяч человек совершило поход в низовья Печоры и “зарубило” там городок-крепость. Место для городка было выбрано не на самой Печоре, а немного в стороне – на берегу озера, связанного небольшой протокой с печорским шаром. По городку и озеро, и шар стали именоваться Городецкими. Озеро имело ещё два названия: Кормчее и Пустое. Кормчее – это по обилию рыбы, а Пустое, видимо, отражало пустынность этих мест, непригодность для земледелия.

В те времена пути в Сибирь проходили исключительно по реке Печоре и её притокам, и Пустозерск в XVI веке становится важным торговым центром, через который шёл обмен товарами с “самоядью”. С 1586 года он становится ещё и административным центром всего края, включая Усть-Цильму и Ижму. Однако в силу своей удалённости и суровых климатических условий жили здесь преимущественно служилые и торговые люди, и население городка даже в годы расцвета никогда не было большим. Так, по данным 1574 года в Пустозерске числились 144 двора и более тысячи жителей. Тем не менее, это был полноценный город со всеми своими атрибутами: крепостью, воинским гарнизоном стрельцов, постоялым двором, четырьмя церквями, подворьем Пинежского Красногорского монастыря, таможней, тюрьмой (описание 1670 года). Опять же в силу своей удалённости Пустозерск стал, кроме того, ещё и местом ссылки. Здесь 15 лет, с 1667 по 1682 год, в земляной тюрьме томился известный ревнитель и проповедник “древлего благочестия” опальный протопоп Аввакум с “соузниками”, здесь им было написано знаменитое “Житие” и другие сочинения, здесь же, “за великие на царский дом хулы”, в апреле 1682 года он был сожжён в срубе, вместе с соузниками.

В XVII–XVIII веках Пустозерск начинает постепенно утрачивать своё значение. Открываются новые, более удобные пути в Сибирь, одним из них стала открытая в 1597 году Бабиновская дорога, связавшая сухопутным образом предуральский Соликамск с зауральским Верхотурьем. Кроме того, в XVIII веке Городецкий шар начинает постепенно затягивать песком, и кораблям становится всё труднее по нему проходить, даже по большой воде. В 1762 году разбирается пустозерская крепость. В 1780 году учреждается город Мезень и туда из Пустозерска переводится воеводская канцелярия и воинский гарнизон. После этого городок окончательно хиреет и к концу XIX века фактически представляет собой небольшую деревушку. Тем не менее, он продолжает именоваться городом и сохраняет функции волостного центра (с 1924 года – центр сельсовета). По данным на 1 января 1928 года в Пустозерске числится 24 жилых дома и 183 жителя. Но в том же 1928 году центр сельсовета переводится в Оксино, и к 1950 году в Пустозерске остаётся всего 12 дворов, а в конце 50-х город совершенно пустеет. В 1962 году из Пустозерска в соседнюю деревню Устье перевезён последний дом. Вот так и исчез с лица земли некогда важный и значимый торговый, портовый и административный центр.

Однако по мере развития в России капитализма (а затем и социализма) вновь возникает необходимость в наличии портового центра на Нижней Печоре, в первую очередь для транспортировки печорского леса. И таким центром становится город Нарьян-Мар, выстроенный в 25 километрах от Пустозерска ниже по течению и в некотором смысле принявший от него эстафету. И память о своём предшественнике Нарьян-Мар сохраняет. В 1999 году Пустозерску исполнилось 500 лет, и в честь этой даты неподалёку от порта, у автобусного круга, был сооружён стилизованный памятник-часовенка. Сейчас мне идти на пристань, как раз буду проходить мимо...

В Тельвиску катер каждый день делает два рейса: в 7 утра и 6 вечера. Промежуток между рейсами 11 часов. Надо успеть обернуться.

Путь предстоит следующий. От Тельвиски до Устья дорога, по карте километров 15. А в Устье лучше договориться с кем-нибудь из местных, чтоб подкинули на лодке через озеро. Или перебраться через протоку и километров 5 по берегу пешком.

К 7 часам подошёл мой вчерашний пароходик “Ю. Россихин”. До Тельвиски совсем недалеко, 5 километров вверх по Городецкому шару, но пешком по берегу не пройдёшь: путь преграждают две большие протоки.

Пароходик идёт минут 25. На берегу нас встречает щит с надписью: “Добро пожаловать в старинное село Тельвиска” и пассажирская будочка, стилизованная под чум. Поднимаешься от берега и сразу же видишь деревянную церковь. Поздняя, простенькая, под обшивкой, какое было завершение – угадать нельзя, сейчас просто двускатная кровля. На стене висит памятная доска: “Здесь в церкви Николая Чудотворца д. Тельвиска до 30-х г.г. XX столетия служил священник Герман Игумнов. Репрессирован в 30-х”.

В церкви сейчас располагается Дом культуры, она и оформлена соответствующе: весёленькая расцветка в зелёных тонах с белыми прожилками, картинки развешены: либо девки пляшут, либо просто абстрактные узоры. Кому потом ни показывал фотографию, все говорят: “детский сад”.

Кроме церкви из старых построек здесь сохранилось ещё школьное здание – ему около 100 лет. Длинное одноэтажное сооружение, на фасаде над главным входом треугольный фронтон с высоким шпилем и ещё один треугольный фронтончик чуть в стороне.

Долго тут, однако, задерживаться не следует, до Устья, как выясняется не 15, а 17 километров, надо идти.

Дорога идёт через лесок с невысокими деревцами и скудным земным покровом со множеством впадин. Первые 5 километров даже отсыпаны: у них там дойка. За километр до дойки меня догнал грузовик, идёт как раз туда. Что ж, хоть на километр, но пешком шагать уже меньше.

Водителя зовут Валентин. У них тут, оказывается, опытное хозяйство: 160 коров, 400 телят и итальянская техника. Перед дойкой Валентин меня высадил, однако через пару минут вижу – выруливает обратно и поворачивает в нужном мне направлении! “Слушай, – говорит, – минут 20 у меня есть, подкину тебя, сколько успею. Там дальше дорога плохая”. Приятно иметь дело с хорошим человеком.

Окончательно Валентин меня высадил километра за 4 до Устья. Дорога действительно стала похуже, рыхлый песок, лес вскоре закончился, пошли открытые места: справа лужок с зелёной травкой, Городецкий шар вдалеке, а слева за небольшой луговой полоской начинается настоящая песчаная пустыня. Как на Терском берегу у деревни Кузомень, с моей Трассы трёхлетней давности. Пустыня эта простирается до самого Городецкого озера, и оно уже здесь невдалеке: впереди наконец-то завиднелись деревенские дома.

В Устье пришёл – не было ещё десяти. Времени у меня 5 часов: не позже трёх надо выдвигаться обратно в Тельвиску. Пароход в половине 7-го, а идти 17 километров.

На берег Городецкого озера деревня Устье непосредственно не выходит, она стоит на виске – протоке из озера в Городецкий шар. Где-то здесь должен стоять сруб пустозерской церкви, последней из уцелевших. И первое, что бросается в глаза – это массивное бревенчатое сооружение, по типу тракторного гаража или склада. Однако подойдя ближе, на торцовой стене можно увидеть небольшую трёхгранную апсиду, обезображенную поздними пристройками. Это она. Церковь. Пустозерская Преображенская церковь 1837 года постройки. Изначальный её облик мне знаком по старым фотографиям: над центральной храмовой частью массивный восьмигранный объём с купольным завершением и главкой с крестом. И ещё четыре главки по бокам. В западной части – притвор с колокольней. И колокольню, и всё завершение разобрали ещё в Пустозерске. Потом её перевезли сюда, в Устье, использовали как склад, конюшню, а сейчас она просто стоит закрытая. Но стоит крепко, сделана из лиственницы, и при желании можно восстановить.

У одного из домов стоит старый обетный крест, поставленный здесь в 1868 году. Крест покрыт на два ската с охлупнем, обнесён заборчиком, задняя сторона столба и перекладин украшена зубчатой прорезкой.

Дома здесь, в Устье, равно как и в прочих окрестных деревнях, особой величиной не отличаются. За редким исключением они одноэтажные, размеров в основном средненьких, иногда на возвышенном подклете. Но один двухэтажный дом всё-таки есть. Стоит с самого края, фасадом смотрит на озеро. Интересный домик: окошки с полукруглым верхом в двухэтажной боковой пристроечке, обшивка с элементами декора (правда, наполовину ободранная). Дом этот, оказывается, перевезён из Пустозерска, сейчас в процессе реставрации, и в нём музей. Только попасть сейчас туда нельзя: музейщик на сенокосе. А вообще-то здесь собираются делать что-то вроде историко-культурной зоны, поставили уже по соседству амбар, в пустозерской традиции: с необычными волоковыми оконцами в форме “бабочки”. Есть в Устье и ещё несколько домов из Пустозерска и один амбарчик, наполовину истлевший.

Само Пустозерское городище находится на небольшом полуострове Городецкого озера. Если напрямую по воде – 3 километра, если перебираться через виску и в обход – 7 километров. Один мужик предложил подвезти на моторке за 100 рублей (это у них, видимо, стандартная цена) – я согласился. Пешком пойду обратно.

Как всё просто, если есть моторка: считанные минуты, и мы у цели. Сейчас волнующий момент: схожу на Пустозерскую землю. Вот она, заветная и долгожданная. Наконец-то я сюда добрался. А здесь, оказывается, так здорово! Пусть от города не осталось ни одной постройки, и место совершенно ординарное, плоское, но охватило вдруг какое-то необыкновенное чувство сопричастности – к той жизни, которая здесь когда-то происходила. Жаль только, времени у меня маловато: часа полтора на весь Пустозерск.

А это место, оказывается, блюдут. Вдоль берега с периодичностью стоят высокие шесты с табличками: “Памятник “Городище Пустозерск”. Охраняется государством”. Впрочем, это и понятно: в Ненецком округе это основной памятник истории.

Сам город стоял не совсем на том месте, куда мы причалили, а подальше, на том конце полуострова. Впрочем, здесь всё близко, расстояния в пределах километра. Озеро тоже не слишком большое, оно просто разлапистое, основной плёс километра 4 в длину. Поодаль виднеется скопление крестов – это старое пустозерское кладбище. Кресты эти (за исключением некоторых) в хорошем состоянии, есть даже с оградкой, за ними ухаживают, поновляют. Рядом раньше стояла церковь, та самая, Преображенская. Сейчас на её месте стоит памятник городу Пустозерску, установленный здесь в 1960 году – обелиск, сложенный из камней церковного фундамента, с мемориальной доской. Рядом небольшая каменная скамеечка.

Ходить здесь надо осторожно, чтобы не угодить в какую-нибудь яму. Под ногами ничего не видно, всё заросло травой. В одной части полуострова берег слегка возвышенный, и в нём сохранились остатки старых бревенчатых укреплений набережной, есть даже один целиковый сруб, сидящий в земле.

А на тех местах, где стояли дома, сделана совершенно замечательная вещь. На каждом месте установлен небольшой столбик с коновязью и прибита металлическая табличка с надписью такого типа:

На этом месте стоял
дом Семковых
Ивана Афанасьевича
Ивана Митрофановича
В конце 30 х годов дом
перевезён в Н-Мар
На этом месте
стоял дом
последнего жителя
Пустозерска
Кожевиной
Аграфёны Андроновны

От некоторых домов сохранились даже остатки нижних венцов – совсем почти истлевшие, но ещё различимые.

В 1989 году на Пустозерском городище был установлен памятник протопопу Аввакуму, на предполагаемом месте его сожжения. По форме он похож на четырёхконечный крест: на символическом срубе стела из двух резных столбов с поперечной перекладиной и колоколом наверху. Конструкция перекрыта на два ската с резными причелинами. Стоит памятник чуть в стороне от кладбища, перед ним установлен высокий восьмиконечный крест, который почему-то называют старообрядческим, хотя по форме он самый обычный.

Хорошо здесь, и не хочется уходить. Мальчишки в Тельвиске мне потом сказали, что дальше по озеру, за кустами, была ещё Пустозерск-деревня. Но времени уже час, а мне ещё идти 7 километров до Устья. По знакомой дороге это расстояние я прошёл бы часа за полтора, а сколько здесь блуждать придётся – заранее не угадаешь. А в 3 часа надо уже уходить с Устья. Значит пора трогаться.

Мужик, который меня на лодке подвёз, говорил: “Сначала держись берега, потом начнётся дорога”. Ну, держаться берега тут можно только на каком-то расстоянии, ближе – заросли тундрового кустарника, сквозь него не продерёшься. Главное – не отходить далеко от озера. Но вскоре открытые места закончились и “на расстоянии”, пришлось всё-таки продираться. Сначала было какое-то подобие “коридора”, потом ручей – и всё, коридора нет. Тыркаешься вправо-влево, вроде вот он, а на самом деле тупик. И озера не видно, кусты высокие.

Как-то из этих кустов я всё-таки выбрался. Наконец-то, слава Богу! И даже озеро ещё в пределах видимости. О! А вот и дорога! Более того: слышен шум мотора. Кто-то едет навстречу. Мотоцикл. За рулём парнишка, сзади женщина. Ягодники. Естественно, вопрос: как пройти до Устья? А они, оказывается, совсем из другой деревни, с Пылемца, и до Устья дороги не знают. Вроде где-то должен быть поворот направо.

Дорога вполне нормальная, две песчаные колеи, идти легко. Только поворота направо что-то всё нет и нет. К Устью дорога должна идти на север, а эта идёт чётко на юго-запад. И карты нет, свериться не с чем. Я её даже брать не стал: что увидишь на 10-километровке? Нет, какая-то ерунда. Как бы не получилось прошлогоднего варианта от 11 августа. Я тогда встал не на ту дорогу и ушёл невесть куда, проскочил деревню. Тоже, кстати, шёл на юго-запад. Всё, надо поставить себе конкретный предел: иду ещё 10 минут, и если поворота не будет – разворачиваюсь обратно и ищу, где я его проскочил.

Разворачиваться и идти назад – дело морально тяжёлое. Но всё же прошлогоднее 11 августа кое-чему меня научило. Как мне потом объяснили, развернулся я очень вовремя. Если бы я прошёл дальше, я бы нашёл правый поворот. Только он тупиковый, на покосы. Могу себе представить: я бы там искал и искал продолжение дороги, которой нет...

Где же я всё-таки проскочил поворот? Вариант только один: в самом начале дороги справа был какой-то прогал. Никаких следов бокового отворота на дороге не было, но он мог быть только там.

Между прочим, я потерял уже почти полчаса. А в Устье мне ещё предстоит фотосъёмка, утром удалось отснять только крест: солнце было не с той стороны.

Свернув в тот прогал, я вскоре выбрался на открытую возвышенную полянку. И вдруг справа по ходу с высоты увидел русло. Виска! И вон она, дорога внизу, две колеи в траве. Надо свериться по компасу. Нет, что-то не то. Виска должна идти с юга на север, а эта – скорее с запада на восток, как шар. А может, это уже и есть шар? Если так, то мне надо идти в другую сторону: оставлять его не справа от себя, а слева. Получается что же: идти назад? Как быть? Нет уж, пусть лучше назад, зато не заблужусь, в крайнем случае выйду обратно на пылемецкую дорогу.

И действительно, вышел именно на неё, причём в то место, где свернул. Всё правильно, это и есть устьинский поворот. Только об этом надо знать заранее: машинные колеи почему-то до пылемецкой дороги не доходят, заканчиваются метров за 50. И я потерял на этом деле ещё минут 15, а сейчас уже каждая минута имеет значение. Зато наконец-то стало ясно, как идти: разворачиваться и назад вдоль русла.

Километра через полтора дорога меня вывела в какое-то совершенно непонятное место. То русло, вдоль которого я шёл, соединяется вдруг с другим, более широким: по всем параметрам Городецкий шар. Значит, это была не виска? Иначе я непременно должен был бы пройти мимо деревни. Что же это?

На следующий день сидели с Сергеем в гостях у Стёпы Дрыгалова, и он подробно комментировал все мои сегодняшние блуждания. Эти места он знает досконально.

Это действительно была не виска, это тупиковое русло, отходящее от Городецкого шара, называется Гнилка. В половодье это сквозная протока. А когда я вдоль неё шёл, то, сам того не зная, проходил старое Пустозерское городище. Изначальный Пустозерск был, оказывается, не на озере, а здесь. И по всей видимости, это та самая возвышенная полянка, с которой я впервые увидел Гнилку.

Но это всё стало мне известно только на следующий день, а куда идти сейчас? Хорошо, есть у кого спросить: мужик здесь рыбачит, уже знакомый, устьинский. В общем, так: надо перейти Гнилку и там дольше дорога. Осталось недалеко. Но для меня сейчас “недалеко” – уже не то понятие. Роль играет исключительно фактор времени: сейчас половина третьего, добежать до деревни плюс фото – на всё осталось полчаса.

Гнилка переходится легко, здесь хороший брод. Минут через 10 выхожу на сенокосную поляну, и дорога тут же исчезает. Куда идти? Обходить по периметру, терять время? А что это там такое слева за кустами? Это же шар! Вон и виска справа вливается. Значит, действительно, уже близко. А вон она, деревня! Нет, что-то далековато и не в той стороне. Что же, это опять не шар и не виска? Но здесь не должно быть никакого другого русла. Наваждение какое-то! (Стёпа потом объяснил, что это просто озеро такой конфигурации). Ёлы-палы, мне это надоело! Взять азимут, и напрямую, сквозь кусты!

Этот дурной эксперимент закончился очень быстро: путь мне почти сразу преградило ещё одно русло (очередное озеро, которое я принял за протоку). Что за на фиг? Где я?! Это что, остров? Всё, я не знаю, что делать. Пусть ноги сами идут, куда им хочется.

И это оказалось самым правильным решением. Вскоре ноги меня вывели к дальнему краю поляны, и снова началась дорога! И трактор навстречу, с сенокосниками: “Иди прямо по дороге, там будет брод через виску”. Всё правильно, только далеко: от брода ещё шагать целый километр. До деревни добежал уже в 10 минут четвёртого.

Фотографировал буквально бегом. Но в Тельвиску удалось выйти только в 25 минут. До катера 3 часа и 17 километров. Чтобы не зависнуть до утра, надо делать 6 километров в час и без передыха. По хорошей-то дороге это проблематично, а по этому песку – только из сил выбиваться. Жара ещё такая, солнце палит изо всех сил, и прямо в затылок. А воды в бутылке осталось совсем чуть-чуть...

Километра 4 пробежал, чувствую – не могу больше. Бухнулся на траву, прямо в рюкзаке. Всё равно уже не успеваю. Меня теперь спасёт только одно: если кто-нибудь поедет на машине. К катеру, кстати, могут поехать.

И действительно, минут через 15 машина появилась. Одно свободное место для меня нашлось, и в 5 часов мы были уже в Тельвиске. До катера ещё полтора часа. Сейчас зайти в магазин, купить хотя бы пакет сока: пить очень хочется. Обезвоженность организма: потом дома у Сергея как принялся чай пить поллитровыми чашками, одну за одной...

Пароходик подошёл всё тот же, “Ю. Россихин”. Я на нём уже примелькался, мужик-кондуктор только спросил: “Опять ты? Что, путешествуешь?” И не стал брать с меня денег за проезд. А заодно и с моей спутницы, молодой девушки по имени Маша. Сегодня познакомились, вышло как-то само собой. И это, я полагаю, добрый знак. Давно уже молодые девушки не баловали меня своим вниманием. А уж если это произошло, значит, наверное, что-то во мне самом изменилось за время Трассы. Как говорил Арик Крупп, легендарный автор туристских песен, из похода всегда возвращаешься немножко другим. Теперь главное, это не растерять. Хотя бы какое-то время...

Лётная погода

8–9 августа

Когда заканчивается Трасса, происходить это может по-разному. В прошлом году, например, этого окончания я подспудно ждал. А в этот раз мне жалко, что она заканчивается. Действительно, такой Трассы у меня ещё не было. Столь яркой и неординарной. Я даже это пока не в состоянии вместить в полной мере... И вот теперь весь маршрут, собственно, пройден, можно возвращаться.

Улететь можно было бы, в принципе, прямо сегодня, и сразу до Москвы. Но этот вариант изуверский. Столь резкий переход противопоказан категорически, тем более после такой Трассы. Возвращение должно быть растянуто. Самолётом до Архангельска, потом поездом (это, кстати, получается дешевле больше, чем на тысячу). И не сегодня, а завтра. Сегодня я хочу ещё погулять по Нарьян-Мару. Только уже в единственном числе. Это не в обиду моим нарьян-марским знакомым, они замечательные ребята, интересные и дружные, но для меня знакомство с городом – процесс в какой-то мере интимный...

Сегодня резко изменилась погода. На протяжении всей Трассы было жарко и солнечно, а сейчас всё небо затянуло, и задул холодный ветер. Значит, действительно пора возвращаться. Ан-24 по такой погоде летает.

Билет на самолёт взял сразу и без проблем – 3900 рублей. Ненецкий округ относится к Архангельской области, и сообщение с областным центром здесь хорошее. Вылет завтра утром в 8:20. Это в самый раз: у меня будет целый день в Архангельске (поезд только вечером) и потом ещё на поезде почти сутки.

Ну а сегодня в некотором роде “днёвка”. Пройти ещё раз по городу, по разным районам, поснимать. Не самая, правда, удачная погода для прогулок: ветерок поддувает очень даже ощутимо. И гонит по дорогам песчаную позёмку. Сергей сказал, это здесь извечная проблема: зимой город заметает снегом, летом песком.

Сегодня у меня ещё одно интервью. Вчера вечером позвонила Оксана и сказала: надо. Газета “Едэй вада” (“Новое слово”). В редакцию сходили вместе с Сергеем. Снова я им что-то рассказывал, снова они обещали опубликовать в одном из ближайших выпусков и выслать экземпляр (разумеется, ничего не выслали). И подарили мне пару дискет с фотографиями: деревянная церквушка в селе Несь и часовенка на острове Колгуев. Часовенка на Колгуеве – новодельчик из бруса, на сваях: одноглавая, с шатёриком и двумя симметричными пристройками. Церковь в Неси – судя по архитектуре, конец XIX – начало XX века: одноглавая, простенькой конструкции, но с изящной колоколенкой “восьмерик на четверике”, увенчанной шатёриком с главкой. Её сейчас отремонтировали, но весьма своеобразно: всю обшили пластиковой вагонкой. И получилась она такая бело-синяя, с жёлтыми главками. Впрочем, как утверждают, первоначальные формы сохранены.

Вечером немного посидели в гостях у Стёпы, он мне нарисовал на четырёх листах подробную карту окрестностей Пустозерска, а на следующее утро всё пошло как-то быстро, я даже не успел почувствовать, что происходит. Сергей вызвонил Лёшу с машиной, погрузились, доехали до аэропорта, дождались регистрации, распрощались. Потом самолёт – и через два часа я уже в архангельском аэропорту Талаги, сижу в буфете, пью чай. Вот и закончилась моя очередная Трасса, теперь наступает время её осмысления. И процесс этот, по всей видимости, будет длительный: осмыслить в полной мере явление такого масштаба можно только по прошествии времени. Я и сам до сих пор не могу полностью поверить, что всё это произошло именно со мной. Хотя вот она, моя записная книжка, в ней зафиксирован весь маршрут, осталась масса адресов и телефонов, и каждый человек оставил свой неповторимый след... Но сейчас обо всём об этом даже и не думается. Для начала надо, что называется, перейти в привычное измерение. Не хочется, но надо. Всё равно никуда не деться. И день в Архангельске – хорошая для этого возможность. Сейчас доехать до железнодорожного вокзала, взять билет, вещи в камеру – и весь город в моём распоряжении. Город мне давно уже знаком, и хотелось бы, чтобы наша с ним встреча стала встречей старых добрых знакомых, которым есть что вспомнить и есть что друг другу сказать.

А. С. П.
октябрь 2004 – февраль 2005



о символике флага...