Ферапонтов-Кириллов
(пунктиром)
Дима Торубаров
Пролог
Выбор книги в дорогу представляется мне каким-то мистическим событием - вот ты уже почти ушел, и вдруг понимаешь, что дорога предстоит долгая и одинокая, и решаешь прихватить книгу с собой, бегаешь от полки к полке, глаза разбегаются, и не знаешь что взять? Что взять? И вдруг - протягиваешь руку и .... в этот раз в ней оказалась "Алиса в стране чудес".
Мистика? Мистика!
А впрочем, чушь все это собачья (кстати, отчего чушь - собачья?), и подогнать события можно под любую книгу.
Надо только восприятие свое соответственно настроить, и тогда реальность, данная нам в ощущениях, сама собою отбираться будет.
Поезд Москва-Котлас тесный и темный, словно кроличья нора, терпеливо ждал меня у перрона. Мимо пробегали суетливые люди, то и дело поглядывая на часы.
- На лыжах кататься, - приветливо улыбнулась проводница, - там и снега то нет.
- Да ну что вы, даже в Подмосковье есть, а уж у вас там его по пояс, не меньше.
Перегородки толкали рюкзак из стороны в сторону, и он вихлял в проходе точно хвост золотой рыбки. Время от времени я вопрошал окружающее пространство: "А где здесь 38 место? А то очки запотели, ничего не видно".
"Дальше, дальше", - отвечали мне разноцветные пятна людскими голосами.
Я все шел и шел, долго, до самого туалета.
Чуден град Вологда в три пополуночи. Дедушка Мороз, избравший вечной базою город Устюг, проходя мимо, ласково пощипал меня за щечки: "Тепло ли тебе Димочка?"
- Тепло Морозушка, тепло.
- Ну, ну. На трассе встретимся. Познакомимся поближе.
"Уж не зря ли, - закралась в голову крамольная мысль, - не взял я с собою палаточку?"
На вокзале я только-только уселся в кресло ожидания, как ко мне подошел человек с лыжами.
- Извините, - попросил он прощения, хотя еще ничем меня не обидел, - а вы куда на лыжах идете?
- Ну, я, здесь, своих жду, а так, вообще до Ферапонтова, а дальше не знаю. Скорее всего - до Кириллова.
- А я в Горицы. - он сел рядом. - К знакомым.
Мы разговорились. Он показал фотографии закатов на горе Мауре. На них был запечатлен настолько зимний вечер, что пальцы стыли даже от простого прикосновения к бумаге.
- Там у них есть термометр, - рассказывал Владимир,- который температуру на десять градусов ниже показывает. Просто однажды был мороз в сорок пять градусов, вот он и не выдержал. Здесь четырнадцать показывает? Ну, в лесу градусов на шесть-семь пониже.
Мы помолчали.
Он достал термос, выпил сам и предложил мне: "Выпей чайку. С мятой".
Я выпил.
Настала моя очередь рассказывать. И я рассказал ему про нас, про походы, про свои лыжные ботинки. Пока я говорил, вокруг принялись шнырять, видно учуяв в рюкзаке кусок колбасы, голодные и жутко шерстяные вологодские собаки. Шныряли, трясли ребрами и посыпали округу грубым волосом. Вскоре я закашлял.
- Что с тобой?
- Да у меня на шерсть аллергия.
- Да ты что? - Владимир залез в рюкзак и достал ярко раскрашенную коробочку. - Вот, съешь таблеточку, очень хорошо помогает.
- Да? - посомневался я, - ну давайте.
И съел.
Восемь часов тридцать минут. Мои счастливые и младенчески наивные товарищи появляются на свет из различных вагонов. Я же, имея за плечами пятичасовой опыт жизни в этом куске мира, и уже малость огрубевший, говорю, (сразу после здрасти):
"Вень, я палатку не взял. Я правильно понял тебя, когда мы по телефону говорили?"
Оказалось что почти правильно. Что палатку можно было бы и взять, ну да ладно.
- Ну что Ольга, - радостно интересуется кто-то, - будем ночевать в сугробе?
- А может, в дом попросимся?
- А ты чего в палатке не хочешь ночевать? - поинтересовался я.
- Да я никогда раньше в палатках зимой не ночевала.
Красив Ферапонтов и знаменит. Знаменит на весь мир неповторимыми фресками Дионисия. Со всего света прибывают сюда люди, чтобы полюбоваться ими.
Но первое, что осмотрела наша группа, был небольшой деревянный новодел, с двумя отдельными кабинами и слышимостью как в исповедальне.
Для осмотра оставшихся достопримечательностей была заказана экскурсия.
Экскурсовод Людмила вывела нас во двор, чтобы не мешать другой группе разглядывать и слушать внутри. Постояли, поговорили с ней о многом.
- Ну что ж, - произнесла она, - такие люди заслуживают более подробного рассказа. Все готовы? Тогда начнем. Пятнадцать миллионов лет назад ....
Оголодав за прошедшие эпохи, мы зашли в магазин.
С полок, свесив побелевшие от зависти языки ценников, молча и жадно взирали на нас товары повседневного спроса. Чтобы такого казуса не случилось с продавщицей, мы предусмотрительно повернулись к ней спиной, и кушали, разложив еду на опрометчиво поставленном здесь столике, предназначенном, скорее всего, для укладывания товаров в сумки.
Большая часть Бородавского озера и красивый вид на монастырь остались за спиной. Деревня Мыс приближалась к нам со скоростью пять километров в час.
Я любовался закатом, вдыхал свежий морозный воздух и стирал ноги чужими лыжными ботинками.
Заходящее солнце зачернило низкорослые баньки; и сосульки, свисающие бахромой с крыш, засияли алым, словно дома истекали кровью.
- Все Ольга, все - ночуем в сугробе.
- Веня, а может, все-таки в дом попросимся?
- Если встретим кого-нибудь - попросимся.
Встретили - попросились - пошли дальше.
- Ты знаешь Оль, ночевка в домах не всегда бывает приятной. Как-то на нас, спящих на полу, падали с кроватей мстерские художники.
Да где ж я вас положу? - удивилась Александра Ивановна. - У меня комнатка маленькая.
Дом, между тем был большой, и только после того как старушку уговорили и мы вошли, я увидел, что дом представлял собой и жилье, и хозяйственный двор под одной крышей. Налево пойдешь - в хлев попадешь, прямо пойдешь - в сортир попадешь, направо пойдешь -....
Лучше бы налево, на душистое сено к теплым козам под бочок.
Лучше бы, но - мы отправились направо, и попали в логово Бармаглота. И чем больше он барматухи заглатывал, тем злоопастнее становился.
Я в таких ситуациях теряюсь, и представляю лишь два выхода - либо сражаться, либо ничего не делать. Мысль билась в голове как мотылек в банке: "мы приходим и уходим, а бабушке здесь еще жить и общаться".
Бармаглот же, когда особенно раздухарился, и захотел показать девушкам, как он круто заводит бензопилу - сломал замок в сарайчик и довел бабушку до слез.
Вскоре девушки пропали.
Я пошел погулять и наткнулся на них метрах в пятидесяти от дома.
Все трое с наслаждением вдыхали ночной воздух и общались между собой.
Пока девушки гуляли Бармаглот подуспокоился. А после еще немного побуянил и ушел в свою деревню.
Лесовозная дорога привела к месту, где свежеубитые деревья грузили на машины. Бригадир, приняв ярко-красные куртки Оли и Саши за куртки пожарных инспекторов, поспешил нам навстречу.
Обрадовавшись что обознался, он сообщил, что скорость наша чуть меньше, чем у доехавшего недавно КаМАза, и что до психбольницы напрямую никто не ходит и дойти невозможно.
И действительно это оказалось нелегким делом.
Глубокие овраги, тесные заросли и открытые солнечные поляны подстерегали нас на пути. Наши тела валялись в оврагах, ломали палки в зарослях, и норовили остаться на полянах на всю жизнь.
Но мы отважно побеждали трудности, и все время перекусывали, полчаса - перекус, полчаса - перекус. Такого напряженного графика у меня не было даже с Шуриком.
Ну, вот наконец и Нилова пустынь, чье каре мы обошли кругом, и куда нас не пустили бдительные старожилы. В форточке шаром свернулся кот, он щурил глаза и улыбался.
"На что мне безумцы? - сказала Алиса. - Ничего не поделаешь, - возразил Кот. - Все мы здесь не в своем уме - и ты, и я. - Откуда вы знаете, что я не в своем уме? - спросила Алиса. - Конечно, не в своем, - ответил Кот. - Иначе как бы ты здесь оказалась?"
Весна щерилась неровными щенячьими зубами. С них капала слюна, и разлагался застрявший меж клыками белый свет.
- Ну что Ольга, на ночлег в деревню?
- Теперь только в сугроб.
Подходящий сугроб нашелся через шесть километров. Паша подобрал достойное место, мы сняли лыжи и погрузились в него по пояс. Впрочем, в самом сугробе, как ни настаивала Ольга, спать не стали - поставили палатку.
Четырехместная палатка на семерых - в таких условиях я не ночевал лет восемь.
Паша, Витя и я засиделись у костра, вспоминая "на троих", дольше, чем все.
- Нет, - утверждал Витя, - "усих москалей на лихтари", я сказать мог. А "развесим как праздничные флажки на фонарях" не мог - не мой стиль.
В три часа ночи мы втиснулись в палатку. Заснули.
В страхе я открыл глаза - окружающие пространство сдавило меня, захотелось истерично подергать ногами, и вообще выскочить из палатки на улицу. Но, вспомнив Дедушку Мороза, я решил остаться внутри. Дело в том, что таким милым и достаточно добрым он стал совсем недавно. Сразу после рождения, он был весьма крут и ходил по домам с гибкими розгами в руках. А в Германии Дедушку Мороза заменял злой "солдат Гупрехт" собиравший детей в мешок.
Было бы очень неприятно вылезти из палатки и наткнутся на солдата.
Вдох - выдох, раз-два. Успокоился.
Закемарил.
Эй! Эй! Нет!! - вдруг закричала Алена.
Ну что ж, вздохнул я с облегчением, значит, не один страдаю.
На лыжню встали в одиннадцать часов.
И пошли. Шли - шли, шли - шли, вверх - вниз, вверх - вниз. Спокойно, неспешно. Есть время подумать.
"На юном челе Авроры багровым прыщом вздулось солнце, - внезапно родилась метафора. - Куда бы ее вставить?"
Не куда. Не видел я в этом походе рассветов.
Вн-и-и-и-и-з. Вверх, вверх, вверх.
Иногда мне кажется что мозг, это не часть организма, а какой-то захватчик, заставляющий проделывать тело невообразимые кунштюки.
И вот этот самый оккупант заставил Сашин организм съесть берёзовую сережку. Организм, как это было хорошо известно мозгу, ненавидит пыльцу, но ему было интересно: "а есть ли пыльца в мартовских сережках?"
Когда я увидел Сашу, она лежала на льду озера невдалеке от мощных крепостных стен монастыря точно раненый витязь и тяжело дышала. Телу было плохо, а мозг радовался поставленному эксперименту.
Но все обошлось, и мы, "оседлав" лыжи, ворвались в Кириллов как команчи, горящие жаждой мести за погибших товарищей. Набег удался и уже через полчаса улыбающаяся Алена гуляла по городу, а из ее кармана свешивался ярко зеленый скальп Чипполино.
Так получилось, что в Икарусе я сидел отдельно от остальных. Где-то впереди друзья веселились и пили пиво.
Веселились и пили пиво.
Пили пиво.
Пили пи.....
...проснулся я от смутного чувства, что кто-то стоит рядом. Открыл глаза ...
держа в правой руке ломоть черного хлеба с перышками лука, рядом стояла Саша
"Спасибо!" - прошептал я. "Не забыли", - обрадовался я. Растроганно принял угощение.
Скупая мужская слюна скатилась по подбородку.